Игра (СИ)

— Гарри… ну в общем, он не знал и не видел… Она специально ждала, когда ты подойдешь. Чтобы поцеловать его у тебя на глазах.

Рону неловко, он еще глубже пихает руки в карманы и кивает на темное небо, на котором сбиваются тучи:

— Как вы думаете, будет дождь?

— Дождь? — это первое слово, которое Гарри слышит от Малфоя за последние две недели. И за это одно он готов расцеловать Рона в порозовевшие щеки.

В стальных глазах начинает разгораться привычное пламя, словно просыпается спящий вулкан, и Гарри счастлив этому просто до слез.

Рон угрюмо кивает и ежится, глядя, как наливается свинцом закатное небо:

— Когда не знают о чем говорить, всегда говорят о погоде.

Сейчас он похож на огромного взъерошенного воробья. Или, скорей, на удода с рыжим встрепанным хохолком. И Малфой неожиданно улыбается, впервые за все это время, и Гарри смотрит и смотрит на эту улыбку. Господи, благослови Рона Уизли.

— Ты ведь не врешь, да, Уизли? — голос у Драко такой севший и сиплый, словно он и в самом деле все эти две недели молчал.

Рон хмуро пожимает плечами:

— Мне незачем врать. Я по-прежнему тебя ненавижу. Просто не люблю, когда так… Даже она. А ты слишком наивный для слизеринца. Очень легко оказалось тебя развести, — приберегает он обидное под самый конец и, развернувшись, медленно бредет по направлению к замку.

А Гарри боится повернуться и просто взглянуть на Малфоя. Боится снова увидеть выжженный пепел и пыльную степь.

— Мне послышалось, или он сказал, что я слишком наивный? Поттер, ты понимаешь, что это война? В которой ты обязан быть на моей стороне!

Сильная рука сжимает, жадно стискивает его плечо, и Гарри улыбается, стараясь загнать обратно больше никому не нужные слезы, — он поверил, он тоже соскучился, он простил! — поднимает глаза, разглядывая низкое небо, острые башенки замка и пики вершин.

— Я всегда на твоей стороне, Малфой. Ты кретин.

Ласковая ладонь вызывает мурашки по шее, нежно зарывается в волосы, и забытый вулкан оживает.

— Я кретин, — послушно повторяет Малфой непривычную фразу и, видимо, чтобы добить, добавляет: — Поттер. Прости.

И снова проводит по шее теплой ладонью, и у Гарри плывет все в глазах. Как и обычно рядом с Малфоем.

Не выдержав, он разворачивается и впервые целует — крепко и твердо, словно ставя печать. Подтверждая, что больше никто не посмеет влезть между ними. Теплые губы, чуть дрогнув, неожиданно ему отвечают и так жадно целуют в ответ, что рванувшийся на волю вулкан бурлит и клокочет, пока, наконец, не заливает пылающей лавой весь мир.

========== «Карета» ==========

Дверь кареты громко захлопнулась. Тех, кого невозможно в госпиталь аппарировать, перевозят вот так — в темных глухих катафалках.

Гарри молча смотрел, как под колесами вздымаются серые облачка. Он до сих пор не мог осознать, что случилось. Его вечный враг и нынешний ненавистный напарник, раздражающий уже только тем, что он был, неожиданно принял предназначенный ему удар на себя. Кинулся под Сектумсемпру, закрывая собой. И пока Гарри сражался и обездвиживал остальных, тихо сполз по стене прямо в осеннюю грязь. Странно, что, увидев лежащее на земле безвольное тело, Гарри первым делом подумал только о том, что по своей доброй воле этот сноб ни за что бы туда не улегся. И только потом пришел страх. Одуряющий, оглушающий своей тишиной.

Кровь на остывшей земле. Много крови.

Копыта фестралов последний раз стукнули по мостовой, и черная карета с темно-синей звездой на боку исчезла за поворотом.

Пока безжизненного Малфоя сгружали с носилок, Гарри все смотрел и смотрел на голубую звезду. Чтобы не смотреть вглубь кареты. Чтобы верить. Звезда — символ жизни.

Наглая змея на звезде обвивала собой длинный посох, и нелепые мысли о том, что этот символ, конечно же, придумали слизеринцы, так же обвивали голову, заслоняя от Гарри всё остальное. Иногда лучше не думать.

— Гарри.

Луна мнется у двери в палату. Белоснежные локоны, белый халат. Глаза смотрят в пространство, словно привычно видя сразу два мира.

— Вы с ним не очень-то ладили, верно?

— Что… — голос внезапно сорвался. — Что ты имеешь в виду?

— Просто… Ты думай только об этом. Может быть, так тебе будет легче, — Луна смотрит куда-то через него, и Гарри рассеянно понимает, что только так и можно сообщать о плохом. Не видя, кому ты и что говоришь.

— Гарри, прости. Мы не смогли. Он потерял слишком много крови.

Он не хочет слышать. Не хочет. Не будет.

Гарри молча смотрит на отсутствующие глаза. Как Луна умудрилась стать колдомедиком? Как, с ее привычкой смотреть сквозь все зеркала, ей удается лечить пациентов, не путать диагнозы и правильно выписывать назначения?

Вот и сейчас Гарри уверен: она просто ошиблась. Малфой просто не мог. Это ведь все та же проклятая Сектумсемпра, — на это ненавистное заклинание у него должен был выработаться иммунитет.

— Мне очень жаль.

Кому Гарри врет? Луна — прекрасный доктор. И даже если она не смогла… Гарри не может думать, что именно она не смогла. Он просто не хочет думать об этом.