«Бывает, что живёт в деревне женщина злая-презлая, никому-то она не желает добра. У таких почти никогда и дети не родятся. А бывает иной раз, что такая злюка до того всем опостылеет, что люди не хотят больше терпеть её рядом с собой. Они хватают её ночью, мужа связывают, наказывают женщину розгами, предают её проклятию, а потом прогоняют далеко в леса и болота и там бросают. С мужа после этого снимают путы и, если он ещё не слишком стар, разрешают ему взять себе другую жену. Тем временем изгнанница, если не погибла, скитается по лесам и болотам, научается звериному языку и, пробродив и проскитавшись долгое время, попадает наконец в маленькую деревушку, это и есть деревня ведьм. Там сошлись все недобрые женщины, которых люди изгнали из своих селений, и они основали свою деревню. Там они живут, творят свои злые дела и занимаются колдовством; особенно им нравится, поскольку нет у них собственных детей, заманивать к себе детей из настоящих деревень, и, если ребёнок заблудится в лесу, не вернётся домой, не думайте, что он завяз в болоте или его растерзали волки: ведьма могла завлечь его в лесную глушь и увести за собой в деревню ведьм. В те времена, когда я была ещё совсем мала и старейшей в роде была моя бабушка, одна девочка отправилась вместе с другими в лес по чернику; уставши, она задремала; она была так мала, что листья папоротника совсем скрыли её, и другие девочки ушли дальше, ничего не заметив; только когда они к вечеру вернулись в деревню, они её хватились. Послали молодых парней, они обшарили весь лес, звали её до самой ночи, так и вернулись ни с чем. Между тем девочка, отдохнувши, проснулась и пошла дальше и дальше в глубь леса. Чем больше забирал её страх, тем быстрее она бежала. Она давно уже не знала, где находится, и только бежала вперёд куда глаза глядят, всё дальше от своей деревни, туда, куда до неё никто не ходил. На шее у девочки висел надетый на тесёмку кабаний зуб, его ей подарил отец, он принёс зуб с охоты, осколком камня просверлил в нём дырочку, чтобы продёрнуть тесёмку, а перед тем три раза выварил его в кабаньей крови и пел при этом мудрые заклинания; и кто носил при себе такой зуб, того не брало никакое колдовство. Но вот из чащи деревьев вышла какая-то женщина, это была ведьма, она с притворной ласковостью обратилась к девочке и сказала: „Здравствуй, милое дитя, ты, видно, заблудилась? Идём со мной, я отведу тебя домой“. Девочка и пошла с нею. Но вдруг она вспомнила, что наказывали ей отец и мать: никогда никому чужому не показывать кабаний зуб; она тихонько сняла зуб с тесёмки и спрятала его в поясок. Много часов вела женщина девочку через лес, уже надвинулась ночь, когда они добрались до деревни, но это было не наше селение, а деревня ведьм. Девочку заперли в тёмный сарай, сама же ведьма ушла ночевать в свою хижину. Наутро ведьма спросила: „А кабаний зуб у тебя есть?“ Девочка ответила, что да, мол, зуб у неё был, но она потеряла его в лесу, и показала тесёмку, на которой уже ничего не было. Тогда ведьма принесла каменный горшок, полный земли, а в земле росли три травинки. Девочка посмотрела на травинки и спросила, что это такое. Ведьма указала на первую травинку и пояснила: „Это жизнь твоей матери“. Потом показала на вторую: „Это жизнь твоего отца“. Затем указала на третью: „А это твоя собственная жизнь. До тех пор пока травинки будут зеленеть и расти, вы трое будете живы и здоровы. Если одна из них начнёт вянуть, – занедужит тот, чью жизнь она означает. Если вырвать одну травинку, – как я её сейчас вырву, – то должен умереть тот, чью жизнь она бережёт“. Ведьма схватила пальцами травинку, которая означала жизнь отца, и начала тащить её из земли, и когда она вытащила немного и показался кусочек белого корня, травинка жалобно застонала…»
При этих словах девочка, сидевшая рядом со Слугой, вскочила, будто её ужалила змея, вскрикнула и стремглав ринулась прочь. Долго пыталась она побороть страх, внушённый ей сказкой, но теперь не выдержала. Одна из старух засмеялась. Остальные были напуганы не меньше, чем девочка, но терпеливо сидели на месте. Слуга, стряхнул очарование сказки и отогнав страх, тоже вскочил и побежал за девочкой. Дочь родоначальницы продолжала свой рассказ…
Хижина заклинателя дождя стояла возле пруда, и туда-то Слуга отправился искать беглянку. Манящими успокаивающими словами он старался привлечь её внимание, напевая, мурлыча на разные голоса, как это делают женщины, скликая кур, – тягучим, сладким голосом, как бы желая околдовать их. «Ада, – звал он и пел, – Ада, Адочка, поди сюда. Не бойся, Ада, это я, Слуга». Так он пел снова и снова, и, ещё не услыхав, не увидав подругу, он вдруг почувствовал в своей ладони её маленькую, мягкую ручонку. Она стояла на дороге, прислонившись к стене чужой хижины, и ждала с той минуты, как ушей её достиг зов Слуги. Облегчённо вздохнув, она прижалась к мальчику, который казался ей большим и сильным – уже совсем мужчиной.