Игра в бисер

Ступени

Любой цветок неотвратимо вянет

В свой срок и новым место уступает:
Так и для каждой мудрости настанет
Час, отменяющий её значенье.
И снова жизнь душе повелевает
Себя перебороть, переродиться,
Для неизвестного ещё служенья
Привычные святыни покидая, –
И в каждом начинании таится
Отрада, благостная и живая.

Всё круче поднимаются ступени,

Ни на одной нам не найти покоя;
Мы вылеплены божьею рукою
Для долгих странствий, не для косной лени.
Опасно через меру пристраститься
К давно налаженному обиходу:
Лишь тот, кто вечно в путь готов пуститься,
Выигрывает бодрость и свободу.

Как знать, быть может смерть, и гроб, и тленье –

Лишь новая ступень к иной отчизне.
Не может кончиться работа жизни…
Так в путь – и всё отдай за обновленье!

Игра стеклянных бус

Удел наш – музыке людских творений

И музыке миров внимать любовно,
Сзывать умы далёких поколений
Для братской трапезы духовной.

Подобий внятных череда святая,

Сплетения созвучий, знаков, числ!
В них бытие яснеет, затихая,
И полновластный правит смысл.

Как звон созвездий, их напев кристальный,

Над нашею судьбой немолчный зов,
И пасть дано с окружности астральной
Лишь к средоточью всех кругов.

Три жизнеописания

Заклинатель дождя

Это случилось не одну тысячу лет назад, когда у власти были женщины: в роду и семействе матери и бабке воздавали почёт и слушались беспрекословно, рождение девочки считалось намного желаннее, чем рождение мальчика.

Жила в одном селении праматерь рода, ей было уже далеко за сто лет, но все боялись её и чтили как королеву, хотя она уже давно, сколько помнили люди, лишь изредка чуть шевельнёт пальцем или молвит словечко. День за днём сидела она у входа в свою хижину, в кругу прислуживающих ей сородичей, и женщины селения посещали её, чтобы выразить ей своё почитание, поделиться своими заботами, показать своих детей и испросить для них благословения; приходили беременные и просили её коснуться их чрева и дать имя ожидаемому дитяти. Родоначальница иногда возлагала на женщину руки, иногда согласно или несогласно кивала головой или же оставались вовсе безучастной. Говорила она редко, она только присутствовала; она присутствовала – сидела и правила, сидела и прямо держала голову с тонкими прядями изжелта-седых волос вокруг пергаментного лица, с зоркими глазами орлицы; сидела и принимала поклонение, дары, мольбы, вести, донесения, жалобы; сидела и была всем ведома как мать семерых дочерей, как бабка и прабабка множества внуков и правнуков; она сидела и скрывала в изборождённых резкими морщинами чертах и за смуглым лбом мудрость, предания, право, уклад и честь селения.