Читаем Игра в классики полностью

А почему стоп? Из опасений начать мастерить какие-нибудь выдумки, это у нас запросто. Вытаскиваешь откуда-нибудь какую-то идею, с другой полки достаешь ощущения, связываешь их при помощи слов, этих черных сук, и получается — я тебя люблю. В частности: я тебя хочу. А вообще: я тебя люблю. Так живут многие мои друзья, не говоря уже о моем дяде и двоюродных братьях, которые убеждены в любви-ко-то-рую-они-чувст-ву-ют-к-сво-им-же-нам. От слов к делу, че; обычно нет verbum, нет и res. То, что множество людей называет любовью, означает просто выбрать какую-нибудь женщину и жениться на ней. И ее выбирают, клянусь тебе, сам видел, Как это бывает. Как будто в любви можно выбирать, как будто любовь — это не когда тебя поражает громом и сбивает с ног прямо посреди двора. Ты мне скажешь, что ее выбирают, потому что любят, а я думаю, что все нао-тороб. Беатриче не выбирают, Джульетту не выбирают. Ты не выбираешь дождь, под которым ты вымокнешь до нитки, когда возвращаешься с концерта. Но я у себя в комнате один, нагромождаю слова одно на другое, а эти черные суки мстят как хотят и кусают меня под столом. Как правильно, под столом или за столом? Один черт, так и так кусают. За что, за что, почему, why, warum, per che этот ужас перед черными суками? Посмотри, вот в этом стихотворении Нэша[665] они превратились в пчел. А здесь, в двустишии Октавио Паса, в бедра, заполненные солнцем,[666] в прибежище лета. Но женское тело может быть телом Мари Бренвилье,[667] а затуманенный взор, созерцающий прекрасный закат, — это тот же самый оптический прибор, который используют, глядя на конвульсии повешенного. Я испытываю страх перед этим проксенитизмом[668] чернил и голосов, этим морем языков, которые лижут задницу мира. Мед и молоко под языком твоим…[669] Да, но говорят и про то, что от одной дохлой мухи могут завонять самые прекрасные духи. В войне со словами, всегда в войне, а ведь, в сущности, что необходимо, хотя от умственной работы придется отказаться, необходимо остаться в рамках картошки фри, сообщений агентства Рейтер, писем моего добропорядочного брата и кинодиалогов. Любопытно, что Путтенхэм[670] ощущал слова как предметы и даже как живые существа со своей собственной жизнью. Вот и я тоже чувствую иногда, что вокруг меня полчища злобных муравьев, готовых сожрать весь мир. Ах, если бы из молчания вылупился бы Рок…[671] Logos, faute éclatante![672] Зачать бы расу, которая выражала бы себя в рисунке, в танце, в макраме и в абстрактной мимике. Может, тогда эти люди избежали бы подтекста, творящего обман? Honneur des hommes[673] и пр. Да, но каждая фраза бесчестит эту честь, получается что-то вроде борделя девственниц, если бы такое было возможно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее