Игра в классики на незнакомых планетах

— ...наша страна сегодня – настоящая диктатура. Диктатура грамотности и нормы. Такие организации, как КОР, контролируют жизнь гражданина вплоть до малейшего неправильно сказанного слова, что в современных условиях, в условиях демократии, неприемлемо. Внося эту поправку, мы сделали шаг к демократизации словесной политики. Речь должна служить человеку, а не он — речи, и если народ самостоятельно изменяет форму или род слова, то кто мы такие, чтобы противоречить народу?

Говорил Хлебников — заслушаешься. Чистейший языковой стандарт, безупречное произношение. Большой шаг вперед для человека, который каких-то три года назад отсидел два года по 121-й статье РК. Дантес в очередной раз подумал, что, возможно, и шеф его, и редактор Даль были правы — если в этой клинике действительно исправляют речь, то чего же еще желать?

Домой по-прежнему не хотелось. Валентин закрыл дверь кабинета, нерешительно побрякал ключами и отправился к бывшему напарнику.

***

— Зачем, по-твоему, Бельскому было лечиться от неграмотности? — спросил Валентин, вваливаясь в небольшую душную квартиру.

— Твоему — Бельскому? — вылупил глаза Шульц. — Ты сам мне говорил, что он — лучший...

Дантес вытащил из кармана звякающий груз — бутылку «Джека Лондона» — и проследовал за другом на кухню. По пути он рассказывал о своем визите к «бабке».

— Старая, — не очень уверенно предложил Шульц. — Не помнит...

— Эх, знай я раньше... Спросил бы у самого Бельского.

— Я могу поинтересоваться у доктора. Кажется, я у него на хорошем счету. Делаю успехи в лечении. — Шульц разлил принесенное по бутылкам. — Не слишком быстро, иначе доктор догадается, что казачок засланный...

— А о Нестерове?

— Ничего. Как в воду канул. Не слышали, не видели. Валь, ты у меня ночуешь?

Дантес поглядел на безрадостные сумерки за окном и кивнул.

Ночью он лежал на старой советской раскладушке, слушал дальний грохот ночных поездов и разглядывал тени на потолке.

***

... наша страна – диктатура грамотности и нормы...

...кофе — он, кофе — мой!

...лечение прошло весьма успешно... как видите.

Дантес растолкал напарника.

— Ы? — спросил тот.

— Скажи мне еще раз, что тот доктор говорил насчет страха?

Шульц потер кулаками глаза:

— Сколько времени, твою грамматику? Говорил, что страх... страх — это главное, что мешает человеку писать. У тебя что — есть идеи?

— Идеи, — повторил Дантес. — Как по-твоему, могли доктора Х раньше звать Хлебников?

***

Шульц встретился с доктором в коридоре несколько дней спустя. Тот любезно поинтересовался, как идет лечение, и экс-корректор изобразил, что смущается:

— А скажите, доктор, правда, у вас лечился Андрей Бельский?

Тот заулыбался:

— Правда, правда, только еще в то время, когда клиника была полностью экспериментальной... и он не любит это афишировать, вы понимаете? Хотя, разумеется, такой знаменитый автор сделал бы нам честь...

— Но как так получается, — Шульц запнулся, — чтоб сначала неграмотный, как я, а потом — стать писателем? У вас в клинике это делают?

Тот улыбнулся еще добрее:

— Без сомнения, в вас есть потенциал. Я вам советую дождаться творческих упражнений, они у вас начнутся на следующей неделе. Вам должно понравиться.

***

— Не может быть, — сказал Дантес на следующий день. Они стояли за высоким круглым столиком дешевого кафе. Располагалось оно недалеко от КОР, но корректоры сюда обычно не ходили. — Получается, все это лечение безграмотности — всего лишь прикрытие? А на деле там маленький филиал Совета?

— Еще хуже, Валя. Эти упражнения — их дают всем. Всем пациентам, понимаешь? Я вчера пролез в стол секретарши, где она хранит программы. Посмотрел я там на творческие упражнения — «развейте тему», «закончите рассказ», «напишите текст без глаголов»... Тебе это ничего не напоминает?

Дантесу это очень сильно напоминало литературный. И пять лет, проведенные за одной партой с Бельским, который к тому времени уже вылечился от речевого недуга.

— Это невозможно. Они не могут учить всех. Чтоб стать писателем, нужен талант. Совет-то не резиновый...

— Нейролингвистика, — пробормотал Шульц. — Передовые методы. А если они способны... давать человеку такой талант? А вообще, если подумать... Многие ведь до сих пор считают, что автору прежде всего нужна грамотность. А остальное приложится...

— Чередовать вашу гласную! Это что же получается? Куча дрянных писателей, бывших зэков, которые теперь способны менять мир?

— И заседать в парламенте, — подытожил Шульц. — Этих же никто не регистрирует...

Пришлось заказать водки.

***