Игра в «Мурку»

– Вы не бывали в Димоне? – спросил. – Там есть такая улица, называется Хагана. Вернее, она до дома номер 48 Хагана, а после дома 48 – Цахал^[11]. Причем от улицы Хагана отходят два тупика – ЛЕХИ и Эцел, а улица Цахал от дома 48 становится все шире и шире. Ну вот, на улице ЛЕХИ я и живу. По легенде я электрик. Задание мне было устроиться в «Хеврат-хашмаль» (Электрическая компания) и контролировать график потребления электроэнергии ядерного реактора. И ведь у меня получилось. (У него при этом глаза прямо засветились, рассказывал Теодор.) Приняли меня в Электрическую компанию, подучил иврит.

Теодор глотнул воды и продолжил рассказ, а вернее, пересказ.

– Ну, дальше понятно, в любую погоду, дождь, ветер посылали бедного гоя на самую верхотуру высоковольтных столбов. А он с детства боится электричества, ребенком сунул пальцы в открытую розетку, которую его отец ремонтировал. А тут еще начал понимать иврит, а вместе с этим стало к нему приходить понимание, с кем имеет дело. В общем, у парня полная уверенность, что рано или поздно кто-нибудь между разговорами по двум сотовым телефонам замкнет им, Серегой, не одну тысячу вольт. А тут еще и Димона ему осточертела за год.

– Видишь, – говорит, – до чего Мордехай Вануну^[12] дошел от тоски в Димоне?

– Ей-богу, жалко парня, – продолжил Теодор, – но графики он все же составил, послал в Москву. Там их проанализировали и видят: все как раз укладывается в пределы потребления электроэнергии текстильной фабрикой средних размеров. Получает он шифрограмму от полковника из Москвы. Видит – последняя цифра означает восклицательный знак. Он сосчитал буквы перед восклицательным знаком – семь букв: совпадает, наверняка – «Молодец!». Он мысленно представил полковника – Громочастного Петра Иосифовича. Крут полковник, но справедлив. Зря не похвалит, но если что не по нему, мало не покажется. (Бывали времена – Петр Иосифович смущался своим отчеством, в разные периоды – по разным причинам. Но теперь все позади.) Расшифровал Серега слово, а там: «Долбоеб!» В общем, хоть в петлю лезь. Вот он и решил, что если сам сдастся, то выходит – предатель.

– Слышал, наверное, – спросил Серега, – как у нас теперь с предателями?

– Слышал, – говорю.

– Вот я и подумал, – объяснял Серега, – что если меня кто-то разоблачит, то, может, простят. Скажут: «Фашла! Бывает».

– Так и сказал: «Фашла! Бывает» («Прокол! Случается»). Ну, думаю, абсорбировался на свою голову «внук еврея». Это здесь: «Фашла! Бывает». А там, говорю ему, тебя после этой «фашлы» в такую жопу засунут, куда-нибудь в Африку, что тебе Димона вместо Парижа по ночам во снах с поллюциями сниться будет. Тут он совсем приуныл.

– У меня в Димоне, – говорит, – и снов с поллюциями не бывает. Что же мне делать? – спрашивает. – Я до этого в Африке и служил, обрадовался переводу, думал, здесь все по-другому будет.

– И тут меня осенило, – сказал Теодор и опять глотнул воды.

– Меня в последнее время донимает ШАБАК. Я им сдуру расхвастался, какой я был крутой диссидент в молодости, как мы вчетвером на первом курсе, начитавшись источников к курсу «Истории КПСС», создали новую партию. К счастью, один из нас рассказал об этом родителям, и те через три дня уговорили нас распустить партию, а устав ее, как раз рукой их сына и написанный, сами и сожгли. У меня до сих пор хранятся два моих детских стихотворения (написанных еще до этой партии) на события в Чехословакии. Написаны на вырванном листе из школьного дневника. Одно, короткое, помню наизусть:

Своих студентов
Бьют дубинкой янки.
Советской демократии
Дубинки не нужны,
Ведь у нее есть танки.

Здорово? А? Второе – длинное, помню только, что заканчивается словами:

Мораль ясна без лишних слов:
В ЦК не нужно нам ослов.

И вот удивительно, ни разу в жизни КГБ меня не тронул. Даже на воспитательную беседу не позвал ни разу! А скольким я анекдот рассказывал о том, как Леонид Ильич принял в Кремле английского посла за французского и имел с ним продолжительную беседу! И хоть бы хны. А они мне говорят в ШАБАКе – это тебе удивительно, а нам удивительно, сколько еще ты нам будешь лапшу на уши вешать, гражданин диссидент.

– Все диссиденты – шпионы КГБ, – заявил мне контрразведчик Алекс, – это так же верно, как то, что все эстеты – педерасты. Выкладывай все про вербовку, можешь – в стихах, эстет.

Я хоть виду внешне не подал, но разобиделся. А потом подумал: ребята из ШАБАКа свое дело делают, что толку на них обижаться? И тут – этот Серега! Я ему и говорю:

– Предлагаю сделку, Серега! Ты мне добываешь мое досье в КГБ, а я тебе организовываю шпионскую сеть, и не где-нибудь, а в Тель-Авиве. Будешь жить в Шхунат-Бавли (район Бавли – престижное местечко), по утрам в парке «Яркон» бегать. Оттуда, если тебе даже в Нетанию нужно, на машине двадцать минут без пробок. Как тебе Тель-Авив?

У него глаза загорелись. Но тут же он посмотрел на меня странно так.

– Ты что же, будешь на нас работать?