Игра в полнолуние

– Просто друг. Очень хороший друг. От Пряниша защищает, когда у меня нервы сдают, – вздохнула та. – Я Савве Аркадьевичу на Прянишские проделки почти не жалуюсь, он от этого расстраивается. Всё-таки они старые друзья. Хотя Шерман его может одним щелчком вышвырнуть из театра…

– Как так?

– Очень просто. По документам – всё Шермана. Просто ему некогда заниматься этим проектом, вот он и поставил на директорскую должность Пряниша, – ответила Майя. – Ты извини, я злая сегодня на этого так называемого директора. Выбесил меня с утра. Представляешь, они переставили всё в репетиционной! Ну, я сначала пыталась скрипку найти, а потом ещё и на рояль бедром налетела. Там синяк уже, наверное… А это ведь Прянишские инициативы, с перестановками. И ведь знает, сволочь, что я ничего не вижу – а всё равно делает.

– Но ты ему высказала? – возмутилась Лера.

– А как же! Только он знаешь что заявил? «Анафема – мать порядка»⁶. И ускакал в коридор. Вот и всё, вот и поговорили. И всегда так. Хоть смейся с него, хоть плачь.

Лера не нашлась что ответить.

– Кстати, рояль для тебя переставили. Шерман хочет, чтобы мы попробовали сыграть в дуэте, – добавила Майя. – Так что будем вместе репетировать. Разучим что-то из классики… да хоть того же Листа! Или можем своё написать. Скрипка и рояль – прекрасное сочетание! Ты ведь в любом случае будешь в театре работать, да?

«Она сейчас о том, что результат операции не предскажешь, – поняла Лера. – Намекает, что если всё кончится плохо, я не останусь одна». Горячее чувство благодарности – как тогда, при встрече с меценатом – захлестнуло её, затопило жаркой волной. Но в глубине души снова ожил и шевельнулся ужас. Слишком трагичной была история Майи, слишком силён был страх остаться в темноте…

«Хорошо, что Костя здесь, – подумала она, – мне бог его послал. Всё-таки спокойнее, когда среди врачей есть знакомый».

Глава 10

Войдя в квартиру, Костя раздраженно бросил на полку сумку с документами, и она случайно сшибла пузатый флакон маминых духов. Тот бухнулся на ковер, как маленькая бомба. Радонев быстро наклонился и, уже поднимая его, услышал торопливые женские шаги.

– Костик, это ты? – из-за двери родительской спальни выглянула мама. Крашеные басмой волосы, обычно уложенные в аккуратную прическу, сейчас были растрёпаны, в проборе светилась седина. Бледное, изможденное лицо: из-за нелепой летней простуды, протекавшей так тяжело, мама сильно похудела.

Костя встревожено нахмурился:

– Мам, ну почему ты босиком? Всю ночь температуру сбивали, ещё хочешь?

Она поправила мохеровый шарф, накрученный вокруг горла – его концы были заправлены под воротник голубого халата. Сказала осипшим голосом:

– Думала, случилось что… Как съездил? Ты чем-то расстроен?

Вздохнув, Костя скинул туфли, пакет с медицинским халатом и сменной обувью пристроил в углу.

– Всё в порядке, просто устал… Так, пойдём я тебя уложу. Таблетки пила? – допытывался он, проходя в родительскую спальню. Мама, неловко подобрав халат, легла в постель. Он подоткнул одеяло ей под ноги и грозно спросил: – Температура какая?

– Нормальная, помогли твои лекарства, – в ее карих глазах всё еще тлело беспокойство. – Ты разговор не переводи, сынок. Я же вижу, на тебе лица нет.

– Мамуль, ну, правда, я в норме! – ответил он. Но, не желая врать ей в лицо, отвёл глаза. – Я на новую работу ездил, а на дорогах такие пробки… Совсем отвык от московского трафика. Наверное, лучше добираться на метро.

Мама сразу успокоилась, одобрительно погладила его по руке.

– И правильно, Костик, не трать ты нервы на этих дорогах.

Он кивнул, подошел к окну. Тяжёлая коричневая штора мягко скользнула по руке, когда он потянулся к закрытой форточке – нужно было проветрить. Костя вдохнул свежий, чуть пахнущий цветами воздух, глянул на куст пионов, растущий под окном. Пышные цветочные шапки склонялись почти до земли, пахли тягуче, сладко. Этот куст, как и другие многолетники – ландыши, ирисы, шток-розы – здесь сажали родители. Костя тогда ещё учился в школе.

– Я тебе чай сделаю, с малиной, – сказал он маме.

На кухне Костя зажег газ под синим эмалированным чайником, заглянул в заварник. Оттуда пахнуло мятой и смородиной: их распаренные бледно-зелёные листочки прилипли к выпуклым стенкам. Костя вытряс их в мусорное ведро, сунул чайничек под кран. И не удержался, закрыл глаза.

Жить вот так, в темноте – каково это?..

Он медленно провел рукой по гладкому боку чайника, пытаясь ощутить его изгибы, шероховатость рисунка, пытаясь увидеть… Теплая вода заструилась по руке, затекла в чайник, и Костины пальцы скользнули вслед за ней. Их кончики зашарили по фарфоровым стенкам, пытаясь нащупать тонкую коричневую полоску, оставленную заваркой. Косте казалось, что он чувствует её, смывает: ведь вроде бы, заскрипело под подушечками пальцев так, как скрипит чистое… Но открыв глаза, он увидел, что коричневые пятна никуда не делись. И, досадливо цыкнув, потянулся за губкой.