Идиотский вопрос. И так ясно. Знаете таких мужчин, которые замыкаются в себе, не говорят с тобой, не смотрят на тебя, не называют тебя сынком, или своим любимым мальчиком, или хотя бы просто Гарри. Они обычно бывают или серийными убийцами, или вражескими шпионами.
Так вот, папа стал похож на них.
— Нет, я одна.
— Ты замерзнешь в парке.
— Сегодня тепло.
— Будет уже темно.
— Вот и прекрасно.
Казалось, в последние дни папа появлялся дома только для того, чтобы боксировать и ругаться с мамой.
О чем они спорили вчера? Ах да.
— Я тоже могу, мне всего лишь тридцать девять.
— Мы только народ насмешим, Пэт.
Потом папа пробормотал что-то вроде «Пэт, Пэт». Или «Нет, нет». Или «Нет, Пэт». А потом громким и четким голосом, каким объявляют остановки в метро, произнес:
— Пэт. Прошу. Не надо. Меня. Отталкивать.
— Но ты же не выходишь на улицу, мам, — сказал я.
— Вот и выйду наконец. Жизнь продолжается, Гарри.
Она опять закрыла глаза и замерла.
Я взял банан. Он был весь черный, но все же лучше, чем заплесневелый йогурт.
Мой вам совет: если с вами или с вашим братом что-нибудь случится, что-нибудь по-настоящему серьезное, настолько серьезное, что в школе все будут говорить только о вас, держитесь подальше от туалета.
Лучше вообще туда не заходить.
— Оставьте его в покое, — сказал Терри, распахнув дверь с такой силой, что она шваркнула о стену.
Точно. Уж и в туалете посидеть спокойно не дадут.
Я поджал ноги так, чтобы их не было видно из-под двери, и сунул журнал с комиксами под мышку.
— Что? — переспросил Свинка.
Вжикнули две молнии.
— Время, — повторил Терри, — чтобы у него крыша на место встала.
Оба одновременно пустили струю.
— А что ты про это начал говорить? — спросил Свинка.
Питер — выходит, их даже трое — подал голос:
— Думаю, Терри хочет сказать, что мы должны быть повнимательнее к нему. У него еще не прошел шок после всего того, что случилось.
— А, понял, надо пригласить его в гости, — перебил Свинка.
— Ага, — согласился Пит. — Пусть твоя мама напоит его своим чаем и…
— Вы меня не поняли. — Снова Терри.
— Вот не повезло так не повезло, — сказал Свинка.
— Да, бедный парень, — поддержал Питер.
— Я не про него, а про вас. Я выше всех попал. А вы промазали. Питер, в принципе, тоже ничего, но вот ты, Терри…
— Мы, кажется, не соревновались, — прошипел Терри, застегивая молнию. — И вообще, нечего менять тему. Мы говорили о…
— Да понял я, понял. Пригласим его домой, напоим чаем с тортом, ну и все такое. И все-таки я выиграл, ребята.
— Ты что, оглох? — разозлился Терри. — Ему нужно время. Время и покой. Нужно дать ему возможность успокоиться. Прийти в себя. А то сейчас у него явно не все дома.
— Да ты что, Терри? Ты что говоришь-то? — удивился Свинка.
— Разговорчики, — огрызнулся Терри. — Помалкивай, Свинка, а не то следующим, кто вылетит из банды, будешь ты.
— Но…
— Никаких «но», Свинка. Солдаты не знают слова «но».
Я слышал шум текущей воды и всплески. Кажется, Свинка мыл руки. Наверное, нарочно старался шуметь побольше, чтобы показать, как сильно он рассержен.
А Питер? Что скажет Питер? Все-таки он мой лучший друг. А лучших друзей не бросают из-за того, что у них крыша съехала.
— Уже урок начинается, — только и сказал Питер.
И они ушли.
А я напряг живот. Хватит торчать в сортире. Надо взять себя в руки. И вообще, все, что мне нужно, — лишь немного времени.
Вошли еще какие-то ребята, двое из них были из старших классов. Не помню, как их зовут.
— Мама говорит, их никогда не находят.
— Угу.
Они расстегнули молнии. Я опустил ноги, открыл журнал и сделал одно важнейшее открытие, которое, возможно, перевернет всю медицинскую науку.
Зажурчала одна струя, потом другая.
Учитель в комиксах решил наплевать на учеников. Пусть хоть на головах ходят.
— Чаще всего их находят мертвыми.
Пацаны в комиксах хулиганили как могли: швырялись фруктами в классную доску, врубали плееры на полную мощь, жевали булочки и всякое такое.
— Растерзанными.
— Точно.
Потом учитель… что же там сделал учитель… ну, в общем…
— Ага, на них обычно живого места не остается. Так-то вот.
— Фу. Жуть.
Застегнули брюки, пошли к выходу.
— Еще бы не жуть.
Дурацкие комиксы.
А мое открытие может здорово пригодиться медикам. Ты либо какаешь, либо плачешь. Нельзя делать и то и другое одновременно.
Одна загорелая рука с жесткими волосками легла на мой стол, другая обняла спинку моего стула. От них шло тепло.
— Я горжусь тобой, Гарри Пиклз.
— Это значит… вроде как окончательность?
— Что, Гарри? Извини, я не поняла.
— Бренность.
Я решил, что она гордится мной, потому что я знаю такое слово, я сам нашел его в этой огромной энциклопедии. Если за переменку выучить какое-нибудь новое слово, то мисс Супер дает очки, а когда набирается достаточно очков, она разрешает съесть в столовке пиццу с соком. Ура! Может, мне сегодня повезет.
— Тут написано, что, лишь потеряв что-нибудь важное, люди понимают бренность жизни.
Она надела очки, прочитала то место, которое я ей показал.
— Да, действительно.
— Это про маму.
— Понятно. Она, наверное, часто плачет?
— Да, очень. А папа нет.
— А ты, Гарри?
— Я?! Нет. Мальчикам нельзя плакать.