Занятые беседой, они не сразу обратили внимание, что заметно посветлело. Можно было оглядеться внимательнее. Коридор оказался куда уже, чем Ксюша предполагала, пока в полутьме отбивалась от воздуха. Один его конец уходил в черную пустоту, другой в нескольких метрах оканчивался глухой стеной. Откуда шел свет, совершенно невозможно было понять. Можно даже было подумать, что светится воздух, ведь теней совсем не было. Нагроможденные вдоль стен шкафы и комоды, точные копии друг на друга, были заставлены антикварной рухлядью. Между комодами втиснулись стулья с высокими спинками и резные диванчики, застеленные пледами и заваленные кружевными подушками. Кое-где виднелись журнальные столики, и на каждом по птичьему чучелу. В основном это были совы. Потолок и прикрытые картинами и гобеленами стены были обшиты синевато-серыми деревянными панелями. На полу во весь коридор шириной лежал ковер холодного и словно выцветшего красного цвета. Паркета, на котором всего пару минут назад Ксюша очнулась под ним будто и не было. Все это напоминало дурной сон, хотя попросту не могло быть такого реалистичного сна, ведь еще вдобавок коридор казался бесконечным и оттого еще более тесным.
Ксюша шагнула к безобразной софе с толстыми кривыми ножками, и не услышала собственных шагов. Их заглушил ковер. Получается, когда Лиграк шла к ней, ковра еще не было.
— Ни дать не взять резиденция графа Дракулы, — проговорила Лиграк, разглядывая ближайшую картину — портрет особы в старинном платье и напудренном парике с буклями. На щеке аккуратная мушка.
— Что? — переспросила Ксюша, глянув на случайную компаньонку.
— Страшно, говорю, здесь, — ответила женщина, отстранившись от картины, и едва не столкнула со столика побитого молью филина. — Упс. Выбираться нужно отсюда.
— Ну да. Куда пойдем?
Вопрос этот, естественно, был риторическим. Освещенный мертвенным светом бесконечный коридор упирался во тьму. Идти туда было страшно, но больше некуда.
Переглянувшись, девушки недружно зашагали вперед, но не прошли они и десятка шагов, сопровождавшихся несовпадающими звуками дробного эха, хотя ковер все еще был на месте, воздух заколебался, и по коридору пронеслось синеватое мерцание. В то же мгновение в стенах, раздвинув мебель и растянув и без того бесконечный коридор еще больше, прорезались сотни дверей.
— Ну и что теперь? — Пробормотала Лиграк, едва выговаривая слова. — Попробуем двери?
— Я не знаю. Идти прямо, кажется, проще.
— Проще… — эхом отозвалась Лиграк.
— Но вдруг за одной из них выход? — заметила Ксюша, указывая на ближайшую дверь.
— Ну да, выход, — согласилась спутница, дернув ручку ближайшей двери, за нею не было ничего, кроме вставшей на дыбы темноты. — Не похоже на выход.
Ксюша открыла следующую дверь, за ней было то же самое. Она вытянула руку, и та исчезла во тьме. То же самое было и за третьей дверью, и за четвертой. Ксюша почти смело распахнула следующую дверь, десятую или одиннадцатую по счету, кромешная тьма неожиданно выцвела, став неясной серой мглой, и словно схлопнулась, со свистом затянув девушек внутрь. Это не заняло и мгновения, они даже вскрикнуть не успели. Дверь захлопнулась позади и наступила тишина. Последовал удар об твердый каменный пол.
Боль от удара оказалась настолько нестерпимой, что Ксюша лишилась чувств, а очнувшись в темноте, поняла, что лежит на чем-то твердом и холодном. И она не помнила своего имени. На языке навязчиво вертелось «Анагрэй», а попытки припомнить еще хоть что-то приносили лишь боль. Когда настоящее имя всплыло в сознании, боль ушла, вместе с ней спало и оцепенение. Ксюша приподнялась и огляделась, и, словно это стало каким-то сигналом, темнота рассеялась, и десятки тоненьких линий, пересекаясь друг с другом, расчертили пространство. Это были расписные керамические плитки, разноцветные и яркие до такой степени, что закружилась голова. Они полностью покрывали стены, пол и потолок, и даже купель, до краев заполненную голубоватой водой.
Больше всего это просторное помещение с высоким сводчатым потолком напоминало купальню какого-нибудь шейха, и не хватало только лабиринтов из легких занавесок, таких же разноцветных, как и плитки, и девичьего смеха.
Контраст ярких красок смазывался паром, сочащимся от стен, невесомым и почти незаметным. Казалось, все кругом нарисовано пастелью и размыто водой. И тишина. Только едва слышный шелест воды в купели, да собственное дыхание.
Боль на мгновение вернулась, когда Ксюша припомнила, как очутилась здесь. Девушка, судорожно вздохнув, обернулась. Лиграк была рядом, чуть в стороне, все еще без сознания. А за ней в стене, выложенной все теми же разноцветными плитками, словно вырезанная из картона и такая неуместная, была приотворенная дверь из лакированного красного дерева. А за нею темнота, пахнущая пылью.
Не делая попыток подняться и тревожно оглядываясь, Ксюша подползла к Лиграк и привела ее в чувства, легонько похлопав по щекам.
— Как ты? — поинтересовалась она, когда Лиграк открыла глаза. — Подняться сможешь.