Игра в Реальность (СИ)

— Могу, — передразнила она. — Мистер Лоусен, для человека, вроде вас, который каждый день находится снаружи этой будки, контактировать с монстрами необходимо, чтобы чувствовать вкус жизни. Мне же наоборот, совсем не хочется иметь с ними дел.

— Ну, хорошо, — смилостивился Лекс, широко улыбнувшись. — Не имей с ними никаких дел. Но ведь я-то не монстр. Со мной можно иметь дела.

Он придвинулся, а Каро, отступив, нервно хмыкнула:

— Это как посмотреть. По мне, вы самый опасный из них.

Лекс улыбнулся еще самодовольнее:

— Но разве это не значит, что я смогу защитить тебя от всех прочих?

У Каро не нашлось ответа. Она подумала, что стоило все-таки взять разговор в свои руки, а не быть в очередной раз ведомой им. Он тащит, куда вздумается, и Каро уже с трудом барахтается в течении его мысли.

Клыкастый буксир.

— Ты заперлась так давно, что монстры уже начинают лезть еще глубже. И вместо того, чтобы выйти и дать им бой, ты ищешь еще более темный и укромный угол, где тебя никто не найдет. В первую очередь, ты сама.

Это еще что?

У Каро дрогнули брови и губы, исказив лицо. Он в самом деле возомнил себя практикующим психотерапевтом? Зачем он говорит такое? Каро вдруг страшно взбесилась — в самом деле, как неуправляемый подросток. Ей захотелось затопать ногами, засучить кулаками и крикнуть, что Лекс ничегошеньки о ней не знает! Что он лезет, куда не просят!

— Но, Каро, — продолжал Лекс, словно не замечая перемен в девушке, — мир вокруг не так ужасен. Ты ведь не птенец, которого вот-вот вытолкнут из гнезда. Ты — человек. Соберись, расправь плечи и выйди из комнаты. Я сломал все замки, открыл все двери снаружи, и из какой бы ты ни вышла, я подам руку. — И будто в подтверждение слов, Лоусен в третий раз протянул длань ладонью вверх.

Каро смотрела на пальцы мужчины так, будто на них невидимым шрифтом был выписан секретный код вечной жизни. Лекс не сразу понял, насколько гневно сверкают карие глаза.

— Куда бы я ни пошла? — Иви резко выбила конечность мужчины в сторону. Она не спит из-за него, мучается из-за него, дрочит на него, думает о нем, а для него это все что? Опыт какой-то что ли?! Игра? Развлечение? Эксперимент над неизвестным биологическим видом? Какие еще на хрен двери? Они что, в музее? В закрытой секции?!

— Вы сами себя слышите?! Вы говорите, открыли двери, и за мной остался только шаг…

— Каро, — обескуражился Лекс, — я не понима…

— Вы говорите, что будете ждать по ту сторону дверей, но вы лжец, мистер Лоусен! Лжец, манипулятор и просто скотина!

Несмотря на слова, Лекс не обиделся — он рассмеялся. Ее бессилие до странного забавило его. Так ведут себя люди в последней агонии перед поражением.

— Лекс, — безукоризненно поправил мужчина. — И, право, не стоит драматизировать.

— Заткнитесь, — прошипела Иви, отступая. — Вы открыли эти двери снаружи, зная, что теперь любой монстр легко проберется внутрь. Вы стоите там, — процедила сквозь зубы, — и ждете, когда я, напуганная этими монстрами, выбегу из убежища. Вам все равно, какой именно дверью я воспользуюсь: той, где я плюю на свои привычки или той, где увольняюсь из «Грейси-Холл». Но как только это случится, я перестану быть собой. Все мои принципы и убеждения пойдут лесом, я изменю себе, и уже никогда не смогу вернуться!

— Разве это так плохо? — усомнился Лекс. — Людям, как и природе в целом, свойственно изменение. В этом правда, Каро.

— Правда, мистер Лоусен, в том, что ждете от меня шага, после которого я стану как кукла на разболтанных шарнирах! Как кукла, что вот-вот развалится! — Слова, сдерживаемые так долго, полились из Каро, как река из берегов в половодье. — Но вам, если я и правда выйду, будет на это наплевать! Потому что вы удовлетворите спортивный азарт, годами толкавший вас на подобные развлечения с десятками других женщин. Скажете, я первая? Или, может, Джессика была первой? Вам наплевать, что я буду развинчена и разбита! Вам всегда было наплевать, что будет с человеком, когда он поведется на вашу игру. Вам важно испытать экзальтацию от собственного самодовольства, что и на этот орешек вы подобрали орехокол. Вы, Лекс, суть из себя то, что все женщины мира называют «классическим мудаком».

Лекс смиренно пропустил оскорбление, позволив тому пролететь, как пущенная в воздух пуля.

— Каро, это слишком много обвинений за раз. Давай по порядку: я никогда не относился к тебе, как кукле, и ты вполне могла это заме…

— Вы не думаете, почему я оказалась в этой комнате! Какими трудами я строила ее и какими — запиралась в ней! Вы ничего не знаете о моих монстрах! Вы… Вы…

Осознание произошло одновременно.

Лекс понял, что вот прямо сейчас у Каро случится… уже случается неподконтрольная истерика. Простая и банальная от того, что она больше не может договориться с собой. Болезненная от необходимости соглашаться с внутренним «Я» и от непреодолимого желания согласиться с Лексом.