Уголки губ Кобзаря дернулись, донесся едва слышный смешок и бормотание: «Да, разумеется…» Кобзарь устремил зелено-голубые глаза на восток. Он опустил шляпу, держа ее в одной руке, а другой задумчиво коснулся пуговицы-сердца. Наконец Кобзарь перехватил взгляд Теодора и сказал без своих обычных ужимок:
– Я помогу тебе. Если пообещаешь одну вещь.
– Какую?
– Ты откроешь сердце людям, которые этого ждут. И когда настанет час выбирать ненависть или любовь, ты вспомнишь…
– Вспомню что?
– Что даже в самом темном лесу обязательно есть поляна, на которой растут цветы, Тео. Но ее найдет лишь тот, кто ищет. Понимаешь?
– Вновь загадки…
– Некоторым нельзя знать много. По крайней мере сразу. Пообещай.
Тео кивнул. Кобзарь поднял шляпу, богато расшитую бирюльками и, пожалуй, самую огромную в мире. Что только не украшало ее поля и тулью… Золотые звезды, глаза, пуговицы, перья, но больше всего было колокольцев и бубенцов.
– В мире Полуночи живет некое существо… Оно зовет себя Черный Кик.
– Черный… кто?
– Кик, – улыбнулся Кобзарь. – О, это великое существо… Одним из первых пришло оно в мир Полуночи и обитает там поныне, сокрытое от глаз. Лишь единожды в год можно узреть Черного Кика – в Ночь всех Ночей, тогда, когда, по легенде, был создан мир Смерти. Кик, огромный черный козел, пляшет на перекрестках дорог в честь праздника. Сказывают, если какой смельчак выступит против Кика и сумеет чудом сорвать один из волшебных бубенцов, – а они, между прочим, говорящие! – то может узнать ответ на любой вопрос. Стоит лишь задать его. Но если не справишься, не сорвешь бубенчик – Кик затопчет копытами.
Кобзарь протянул Тео шляпу. Бубенцы бряцнули, и Тео вдруг осенило.
– Черный. И не медли, пока я не передумал!
Тео нашел взглядом черный бубенчик – явно старинный, с вытравленной буквой «К».
Протянул руку, схватил его, и нитка, на которой он висел, тут же лопнула. Тео почувствовал, как металл завибрировал, и с удивлением увидел, что образующие крест зубчики бубенца раздвигаются. Из черного зева донесся скрипучий голос:
– Кристиан Вангели, он же Теодор Ливиану.
Тео чуть не разжал руку. Бубенец поворочался в пальцах, словно разглядывая юношу.
– О-о-о… Я вижу тебя насквозь, юнец. Не из мира Смерти ты – живой мальчишка, получивший в дар меня!
– Да будет ночь, – произнес с улыбкой Кобзарь.
Бубенец повернулся зубцами к музыканту.
– О, это вы… Во имя Истины – да будет ночь!
В их голосах слышался особый трепет – тот же, что звучал в тоне Кобзаря, когда тот впервые показал игрокам Полночь. Гордость и страх. Восхищение и ужас. Преклонение и печаль. Вот что послышалось Тео, когда эти двое обменялись странной присказкой – видимо, был в ней более глубинный смысл, чем тот, что открылся Теодору.
– Я слушаю тебя! Задавай вопрос – и узнаешь любую истину, что известна Великому Кику, да будет его тень бесконечна!
Бубенец буквально леденил пальцы, и по коже Тео поползли мурашки. Он открыл рот, но язык примерз к нёбу.
– Йонва… т-то есть Война… Он вырвался в наш мир, и я узнал, что есть нечто, способное его одолеть. Что это, как мне это получить?
– А-а… – раздался скрипучий смешок. – Ну что ж, Теодор Ливиану, слушай внимательно, ибо дважды я не повторяю.
Пение бубенца стихло. Зубчики сомкнулись, дрожь прекратилась. Это снова был обычный металлический бубенец, какой можно купить на любой ярмарке.
– Какой-то Алтарь…
– Не какой-то, а
Тео нахмурился. Кобзарь вытащил три карты:
– Если есть на свете Смерть…
Он развернул первую карту: туз треф.
– Война…
Кобзарь показал вторую: пиковый туз.
– То, стало быть, есть и…
Туз с красным сердцем по центру.
– Любовь?