– Разумеется, с твоей точки зрения, ночевать в окружении дюжины мертвецов, на которых охотится самая большая стая стригоев в Трансильвании, – верх безопасности.
– Нет. Но проблема в том, что этой стае нужны не Охотники.
Мерный стук каблуков.
– Когда на нас напали нелюдимцы, я слышал, что они кричали друг другу. Они искали именно
Шаги стихли.
– Он мог догадаться, потому как Макабр уже несколько раз чуть не завершался войной. Это значит, нравится вам или нет, а Теодор должен продолжать путешествие с Охотниками, потому как если он останется один…
– Он не останется один, – ответил холодный голос. – В том-то и дело.
Кто-то развернулся на каблуках так, что скрипнула пыль, и зашагал прочь.
– Погодите… – окликнул второй.
Первый остановился.
– Что еще?
– Вы согласились сражаться со мной в паре, чтобы пойти за ним и следить.
– И?
– Это говорит о многом.
– Вот как?
– Скажите… Вы делаете это все потому, что теперь он точно не склонен к… Что теперь он не опасен. И вы можете принять его обратно, чего не хотели прежде. Но если бы вы не успели? Если бы Теодор прошел по этой дороге дальше, откуда нет возврата? Что бы вы сделали?
– Как будто ты не знаешь. Я бы его убил.
Дверь податливо охнула, а затем грохнулась о косяк.
Над ухом Теодора пронесся тяжелый вздох.
Когда Тео приоткрыл глаза, первым делом он увидел белое пятно. Проморгавшись, понял, что пятно – это рубаха. Ее обладателю явно было жарко: он сбросил жилетку – комок стеганой ткани валялся рядом на лавке, – а сам сосредоточенно перебирал в руках какие-то веревки. От напряжения над верхней губой парня выступила испарина, он то и дело сдувал падающие на нос локоны. Вдохнув пыльный воздух нежилого помещения, Тео закашлялся. Юноша поднял голову и встретился с ним глазами.
– О, ты проснулся!
«Нарочно не сказал «очнулся»?» – мелькнуло в мыслях Тео. Верно, он же упал в обморок. Теодор приподнял голову, и в ней взорвалась тысяча фейерверков. Ох, и тяжелая выдалась ночка. Тео даже не помнил, как его дотащили в часовню – а это явно была кладбищенская часовня в Сигишоаре, где они остановились. Последнее, что он помнил, – как упал на труп Цепеняга в церкви на холме, а это в нескольких километрах отсюда.
Герман подпрыгнул и, отшвырнув коричневый шнурок, схватил со стола глиняный кувшин и протянул Теодору. Тот с жадностью припал сухими губами к холодной воде. Утерев рот, он прохрипел:
– Где все?
– А, все… – Герман вновь уселся на лавку. – Ну, девушки пошли купаться. Змеевик отправился с другими Охотниками за город, остальные у костра травят байки.
– Мм… – Теодор приподнял бровь.
– Меня Вик попросил за тобой приглядеть, а я между делом решил… – Парень со вздохом покосился на свое рукоделие, напоминающее всклокоченную косицу какой-нибудь барышни, которая не расплела волосы на ночь.
– Что это?
Герман потупился, зарылся пятерней в волосы и смущенно засмеялся:
– Понимаешь, у Иляны скоро день рождения… И я хотел сделать что-нибудь своими руками. Что эти безделушки с рынка? И сам сделаю. Может, не так красиво, но говорят, так лучше… Санда предложила сплести пояс, показала как, но я тот еще ученик…
Герман поднял рукоделие, которое больше походило на коричневую змею, сдохшую в период линьки, чем на пояс.
– А что ты дарил Санде?
Тео хрустнул шейными позвонками и сел.
– Ну… мне… еще не довелось. Если честно, мы…
– О, я понял. – Герман сверкнул глазами. – Ладно, придется придумать что-то другое! Хоть бы успеть: день рождения послезавтра!
«Что бы я подарил Санде?» – подумал Теодор. Первое, что пришло в голову, – песня.
– Давно вы знакомы?
– Нет, – покачал головой Герман. – Дай подумать… Да, все случилось позапрошлой осенью. Год – слишком мало, чтобы стать хорошим Охотником, но тут дело в практике, а мы с Иляной умудрились в такие передряги угодить, что… По правде, не думал, что она так быстро согласится побрататься.
– А то, что вы называете друг друга сестрами и братьями, не мешает вам?..
– В чем?
– Ну… – Тео запнулся. С его стороны все было ясно. – Ну, вы же… Как бы…
Глаза Германа буквально вылезли из орбит как у придушенного кролика.
– Ты… о том, что мы как бы…
– Э… Да.
Герман глядел на него так, что Тео забеспокоился о состоянии глазных яблок парня – казалось, они вот-вот лопнут. Герман смерил собеседника странным взглядом – было в нем и смущение, и возмущение, и испуг, и чего только там не было!
– Ты хоть сам знаешь, что сказал?
Слова прозвучали резко. Теодор не понимал, в чем же его проступок.
– Что?
– Не шути так. Это не смешно. Если б ты при Иляне такое ляпнул, ей-богу, она бы тебе кишки выпустила. А другие нежители и вовсе… – Юноша содрогнулся. – Они же такие… Правила у них. Им предписано сверху, и только попробуй не повиноваться.
– Какие правила? О чем ты?
– Ну, про живого и нежителя, – пробормотал Герман. – То, что ты сказал… нельзя это.