Игра в Тарот

— Нет, я Алхимик. Зовите меня — господин хозяин снов — очень серьёзно ответил незнакомец. — Но если Вам не терпится встретиться с этой иллюзией, то нет проблем, обеспечим — Алхимик развеселился.

— А всё же почему Вы так стараетесь?

— Но это же, теперь, после стольких объяснений, должно быть совершенно понятно. Чем больше сознаний остаётся у нас (заметьте в результате своего свободного выбора) тем слабее становиться потенциал взрыва. Контроль над совокупностью иллюзий, которые вы ощущали как — мир живых, происходит здесь, в пространстве, которое Вы, оттуда, называли — миром загробным. Лишь здесь, сознание, если ему повезёт, может окончательно спастись от безжалостной тирании Взрыва, оставшись собой, сохранив свою уникальность, влившись в один из наших кластеров, и тем, укрепить наш мир, ослабив власть тирана.

— И что для этого нужно сделать?

— Всего лишь найти и выбрать сон. Слиться с иллюзией. Той, что Вам будет ближе и понятней. Найти то, что будет Ваше.

Глава 9. История одного погрома

— Итак, Вы готовы попробовать? — спросил алхимик, пристально взглянув в глаза Николаю.

— Попробовать… это как… — Николай медлил с ответом.

— Ну, это просто. Вы же уже немного знакомы с содержимым нашего храма. Вы же видели суккубов и инкубов?

— Это кто такие? — ответил Николай как-то испугано.

Его опять начинала пробивать нервная дрожь.

— Для того чтобы получить контроль над сном, надо выделить порождающие его элементы — инкуба и суккуба. Инкуб живёт в банке, суккуб в виде деревянной куклы. Носители, из которых мы их выделили, остаются вечно живыми, в нашем храме. Они только почти не двигаются. Но и зачем им это? Им и так хорошо. Не каждому же дано запечатлеть себя в чём-то идеальном — алхимик подошёл к скульптурной группе «Залеских козлов» и с улыбкой посмотрел на долговязого бородатого солиста шоу, усердно заламывающего, беззвучно вопящего, несчастного мальчика Диму.

— Но, банки, я… это получилось случайно. Я не хотел….- смущённо попытался оправдаться Николай.

— Да что Вы? Это было в уже прошедшем сне. Смотрите — усмехнулся Алхимик.

Николай увидел, как на спиральном серпантине, вдоль которого сидели, те, которых он раньше посчитал за восковые изваяния, пошло какое-то движение. Скоро он разглядел — это инкубы катили перед собой банки с суккубами. Каждый инкуб подкатывал банку к подножию своего истукана, ставил её вертикально и забирался на крышку.

— Должен Вам объяснить, что, присоединяясь к тому или иному сну здесь, вы укрепляете тех, кто остаётся там. Ведь Вы, так же как и они, будите находиться в одном кластере общей для вас всех иллюзии. Только Вы, здесь, можете остаться в ней навечно, а им, там, ещё предстоит смерть и окончательный выбор. Так что отсюда, из, так называемого, загробного мира, Вы можете продолжить свою борьбу, которую готовились начать там, в мире живых — в словах Алхимика сквозил не прикрытый сарказм.

Николай поёжился от этих слов. Следуя за Алхимиком вдоль ряда истуканов, банок с уродцами и буратин, Николай спросил:

— И что надо сделать, чтобы выбрать сон?

— Сон сам выберет Вас. Просто смотрите на банки, и если иллюзия будет Вам близка, Вы погрузитесь в неё.

— А смогу ли я выйти, если мне не понравиться?

— Конечно, ведь Вы же свободны. В отличие от тирании Взрыва, мы соблазняем, а не насилуем — Алхимик как-то двусмысленно улыбнулся, указав на оказавшегося перед ними Мить Митича:

— А ведь всё, когда-то, началось с него.

Николай глянул на невероятно распухшего, потерявшего казалось последние остатки человеческого облика, державного патриота. Его взгляд опустился вниз, проскользнул по бочке, с истёртым хозяйственным штампом на боку, быстро миновал деревянную куклу, и остановился на булькающим в банке уродце, удивительно похожим на гигантский пупырчатый огурец.

Огромные, фосфатные, какие-то все невероятно кривые огурцы вперемежку с напоминающими водоросли укропными стеблями киснущие в трёхлитровых банках — было единственное из еды оставшееся в пустом магазине. Всюду, куда бы не ложился взгляд, были видны лишь бесконечные ряды запылённых пузатых склянок, внутри которых, казалось, затаились какие-то совершенно чудовищные мутанты. Да, в продуктовом отделе, в отличие от винного, где только-только подошло время отпуска продукта, и потому слышался шум настоящей битвы, делать было нечего.

Вздохнув, Николай отвернулся от нагонявших депрессию и тоску уродливых банок и вышел из полутёмного помещения.

Был самый разгар весеннего дня, и самый разгар перестройки, апогей, за которым всегда неизбежно следует быстрый закат.

Николай, прищурился, глядя на солнце, вскипающее на куполах Елоховки. Его захлестнуло пьянящее чувство уверенности, что всё ещё впереди, что всё обязательно, вот-вот, измениться и придёт новое, лучшие. Наверное, то сводящее с ума настроение, разлитое в звенящем, казалось наполненном светом, воздухе, можно охарактеризовать как надежду и свободу. Надежду на лучшее будущее и свободу от навсегда уходящего, на глазах истлевающего, прошлого.