Игра в Тарот

— Трудовой народ обеспечил всем необходимым ваш коллектив, чтобы вы могли вести зажиточную жизнь. Трудовой народ построил вам тёплые комфортабельные жилища, дал вам рабочие инструменты, снабдил вас первосортным рисовой рассадой, выделил богатые влагой болота, но ваш трудовой лагерь никак не может выполнить план. Вы не только не производите достаточно риса чтобы окупить затраты трудового народа на ваше содержание, но и не можете произвести риса достаточно чтобы прокормить самих себя. То есть вы вообще не можете вырастить рис. Таким образом, трудовой народ вынужден тратить на вас свой рис, который он выращивает своим нелёгким трудом. Сколько можно, чтобы трудовой народ отнимал от себя рис и дарил его вам, не желающим работать тунеядцам? Разве это правильно? Нет, это не правильно? Кто не работает, тот не ест!

— Да работаем мы, работаем! Пашем как папы карлы! Как же этому китаёзе объяснить, что не будет рис в якутских болотах расти! Ну не будет! — простонал про себя Толик.

— Поэтому трудовой народ решил, что больше он не будет вам давать рис. Теперь ваш трудовой лагерь переходит на хозрасчёт, сколько сможете вырастить риса столько и съедите. А чтобы у вас был стимул хорошо работать, то трудовой народ сделал вам подарок.

Товарищ воспитатель Линь Мя Бяо махнул рукой и на плац выкатили несколько клеток.

— В этих клетках теперь будут сидеть не желающие трудиться члены вашей коммуны. Теперь сознательные коммунары смогут не только словом и личным примером побуждать их к труду, но и наказанием. Терпение честных тружеников кончилось. Они устали добрым словом увещевать не желающих работать вредителей. Самых отъявленных тунеядцев вы будите заключать в эти узкие клетки. Если они не хотят работать, то пусть отдыхают в полной неподвижности в клетках. Хи-хи-хи. Каждый день будет заполняться одна клетка. И сидеть плохие работники будут до тех пор, пока в вашей трудовой коммуне не останутся только хорошие работники. Вот когда ваша коммуна добьётся успехов на трудовом фронте, будите их выпускать по одному и приобщать к радости труда.

На некоторое время товарищ воспитатель Линь Мя Бяо замолчал, видимо давая коммунарам осмыслить сказанное. Потом обратился к Пал Палычу:

— Кто тут самый нерадивый работник, товарищ старший по режиму?

Пал Палыч больно ткнул Толика в спину острой ручкой нагайки:

— А ну, рыжий, кто у нас тут хуже всех?

Толик увидел, как в напряжение на него впились сотни глаз. Но он уже знал ответ.

— Егор Гавнодар, в клетку! — скомандовал он.

Через несколько мгновений Егорка оказался в клетке. Клетка была маленькая. Наверное, её делали в расчёте на низкорослых и худых жителей поднебесной. Было совершенно не понятно, как китаёзам удалось впихнуть в неё такую тушу! Сложенная, казалось, в несколько раз, гавнодаровская плоть пёрла из неё, пучилась, трещала как перекаченный воздушный шарик, грозя лопнуть и всё залить склизким жиром. Лицо Егорки оказалось впечатанным в прутья пола. Было видно, как снизу из клетки выпирали, почти касаясь земли, лоснящимися пузырями его жирные щёки. Казалось, ещё чуть-чуть и они взорвутся от напряжения, брызнув потоками жира. Егор хрипел, даже уже не чмокая от такого потрясения:

— Анатолий, Анатолий Борисович за что? Мы же всегда вмести были! Друзья! Соратники! За что?

Но Толик уже слышал только то, что говорит грозный товарищ воспитатель.

— И ещё с этого дня, сон отменяется. Настоящие коммунары не спят, пока не выполнят план. Работать, работать и ещё раз работать, как завещал великий Мао.

Заиграл интернационал, и коммунары потянулись на болота. Возделывать рис.

По началу Толик усилено хлестал бригадиров, требуя от них добросовестно выполнять работу.

— Просрали демократию, гады! Получай, получай, получай! Проворовались сволочи! А ну не отлынивать! А не то мигом в клетку попадёшь, к егорке за компанию — злобствовал он первые двенадцать часов.

Потом он начал уставать. Сил стегать нерадивых работников уже не было. Толик, шатаясь от усталости и едва не падая, бродил по пояс в холодной воде и шипел:

— Сволочи, сволочи, гады демократические! Что, думаете, пронесёт? Как бы не так! Я товарищу воспитателю пожалуюсь. Клетка вам обеспечена! Чего-чего, а клеток на всех хватит. Все вы там будите! Ха-хы-кхы-кхы-кхы — и он не то зловеще хохотал, не то простужено кашлял.

Коммунары вздрагивали от его зловещего хрипа и начинали судорожно кое-как шевелиться, изображая работу.

Однако к концу первых суток ни на его простуженный хрип, ни на его воспалённый бешенный взгляд уже никто не реагировал. Собственно уже никто и не работал. Те, кто были послабей, безвольно валялись в гнилостных лужах, спазматически подрагивая окоченелыми конечностями и пуская пузыри, сильные телом и духом медленно ползали, натужено кряхтя, пытаясь найти кочку посуше.

Ни о какой полезной работе уже не могло быть и речи. Производственные планы оказались перед угрозой неминуемого срыва.