Игра в Тарот

Это был не фильм, не набор плоских картинок, нет…. Он именно жил чужой жизнью, заново переживал её, до мельчайших подробностей ощущая все ничтожные нюансы и раскрывая все неизведанные тайны давно окончившегося бытия. Он стал тем, жил жизнью того, чьи уродливые посмертные воплощения были здесь выставлены на всеобщее обозрение.

Это настолько захватило его, что он даже не понял, как, каким чудом, он вырвался из этого наваждения, и снова оказался среди майдана. Некоторое время он растерянно оглядывался, даже и, не понимая, где же он оказался, и кто же он. Его охватила такая слабость и дезориентация, что если бы, наверное, не палка на которую он опёрся, то он бы упал. Наконец память понемногу стала к нему возвращаться, и Николай неуверенно побрёл дальше, ещё не веря, что сумел остаться самим собой.

Чем дальше Николай вместе с потоком калек углублялся в глубь майдана-балагана, тем ярче светились банки, тем жирнее и беспокойнее становились уроды, рвущуюся из них наружу, тем бешеней скакали, оглушительно треща, на них деревянные марионетки. Его охватило какое-то отупение, словно мерцание банок, прыжки и треск кукол, кривляние и судороги бесконечных уродов, гипнотизировало и подавляло волю, звало отказаться от своей личности, слиться с ними, забыться в образах их прошлой жизни, навсегда заблудиться, растворяясь в исходящих от них миражах.

Первое время Николай ещё прикидывал, что же тут можно взорвать, но куда бы не ложился его взгляд, достойной цели не было — ну не взрывать же банки и деревянные куклы? Но, скоро он позабыл, зачем пришёл. Сознание затуманилось окончательно, и Николай лишь безвольно плыл в толпе теней от банки к банки, от одного урода к другому, чувствуя, как слабеет и стынет.

Видно не спроста внимание путников давало энергию уродам и куклам. Николай почувствовал, что они высасывают его, что, разглядывая их, тем более погружаясь в морок их сознания, он слабеет. Было заметно, что многие путники застревают у банок, перестают идти дальше, и потихоньку оседают у их подножия, проваливаясь в клубящийся под ними плотный туман, постепенно пропадая, словно растворяясь в нём навсегда. Без остатка. Без следа. Похоже, это понимал не только он. Довольно много теней старалось игнорировать светящиеся банки, и струились к центру майдана-балагана, туда, где высилось странное сооружение — «Колесо фортуны». Именно от него исходил самый яркий пульсирующий свет и как, казалось, слабые токи тепла. Это тепло манило, звало к себе, обещало, что в этом мире холода есть место уюту и надежде, и Николай, теперь стараясь держаться подальше от светящихся банок, шёл на этот, очаровавший его, зов.

По тому, что Николай ощущал постепенно усиливающейся тепло и медленно разгорающийся свет «колеса фортуны» всё время с одного бока, он понял, что путь к нему идёт по спирали. Наконец, ещё один мучительный круг, и перед Николаем возникло то, что так его манило.

Это был огромный конус, на вершине которого надувался, светясь изнутри, огромный тяжело колтыхающийся пузырь. Конус состоял из нескольких вращающихся в разные стороны и скоростью колец. Пока очередь теней медленно подползала к подножию конуса, Николай наблюдал за происходящим на нём.

Задачей было добраться до вершины, туда, где надувался светящийся пузырь. Именно там, внутри него, что-то гипнотически шептало прямо в его сознание, было тепло и покой. Там была цель. Но вскарабкаться наверх, можно было, только перескакивая с кольца на кольцо. А это можно было сделать в моменты, когда соседние кольца на короткое время начинали вращаться с одинаковой скоростью и в одном направлении. Именно в это мгновение и надо было оказаться у верхнего края своего кольца, чтобы перескочить на следующие. Находится же долго у верхнего края, было нельзя, сталкивали вниз другие желающие занять это место. Там, у верхних кромок колец происходила постоянная свалка. Доходяги лезли вперёд, дрались, хватали и сваливали друг друга, катились вниз, лавинообразно валя всех, кто попадался на пути и вылетали прочь с колеса, обратно в майдан-балаган, к уродам в банках и пляшущих на них марионеткам, чтобы снова, теряя последние силы и остатки тепла, ползти к гигантскому пузырю.