Игра во всё

Как и почему я пришел к убеждению, что актер должен уметь играть все? Это не просто слова. Это моя позиция. Она конфликтна с современным миром, с современными актерами. С тем, что называется «хотим Брюса Уиллиса». Когда этот превосходный американский актер решил в кино сыграть так, чтобы его не узнали, то ничего из этого не вышло: его узнали тут же и немедленно. А по-моему, смысл актерского существования как раз в том, чтобы его не узнавали. Было бы иначе, мне бы мои соратники по сцене, с которыми работаю больше тридцати пяти лет, не говорили: «Слушай, мы тебя таким не видели».

Вот это главная для меня оценка. Я использовал разные краски. Краска не только, предположим, красная. Есть и другие в солнечном спектре, и смешение их дает бесконечное множество оттенков. Я на этом стою. Оцениваю свою роль с этой точки зрения. Я вижу в этом художественную ценность. Потому что через изменение ты вскрываешь смысл, заложенный автором, намного сильнее.

Конечно, я как актер могу этюдно существовать и на том успокоиться. Всю жизнь можно играть на одной ноте или на трех. А я хочу на всех семи. Я должен играть на всех семи. А если еще я и образ придумал, то именно то, что я придумал, многократно мощнее вскрывает самую суть произведения. При том что театр – это всегда маска. Занавес – маска театра, а если нет занавеса – то сама сцена. Маской начинается это колдовство. Сколько играю ролей, столько и масок.

С 2008 года Римас Туминас поставил в Вахтанговском театре шесть спектаклей с моим участием. А начал с того, что закрыл «Мелкого беса» по роману Федора Сологуба, где у меня была главная роль. Можно было обидеться. Как это так! Человек только что стал художественным руководителем, а уже снял с репертуара такой интересный спектакль! Но я не обиделся. Мы с Римасом посидели, поговорили, и он мне объяснил, что спектакль надо дотягивать и что моя роль хорошая, но не совсем та, какую я могу сыграть. Я согласился. Потом были его постановки: «Троил и Крессида», «Дядя Ваня», «Ветер шумит в тополях», «Евгений Онегин», «Улыбнись нам, Господи», «Минетти»… Вахтанговский театр получил новый заряд энергии. Римас Туминас обеспечил крутой взлет. Он удивительный, выдающийся режиссер. Он в каждой постановке разрешает актерам и себе рисковать. Надо уметь это делать. Так, чтобы спектакль получился не только для «высоколобых интеллектуалов», а и для «простой публики». Чтобы зрители не заскучали на самой сложной, неоднозначной, таинственной постановке. Со сцены должна звучать великая музыка тайны.

Мне не раз говорили, что критики обо мне пишут. Я верю, что они в большинстве своем пишут обо мне хорошо и ярко. Но сам стараюсь никакой критики о себе не читать. И о своих спектаклях. Можно, придя на спектакль, потом очень комплиментарно написать: «Народный артист России, советский и российский актер театра и кино Владимир Александрович Симонов в совершенстве владеет искусством перевоплощения», – но трудно объяснить, как это у меня получается.

Как удалось мне, юноше из приволжского провинциального райцентра, стать студентом Театрального училища имени Бориса Щукина при Театре имени Евгения Вахтангова? Да, удалось. Я с детства об этом мечтал. Когда учился в девятом классе, написал письмо в Щукинское училище, и мне прислали программу поступления. После десятого класса поехал в Москву. Но с первого раза не поступил. Выдержав творческий конкурс, я так обрадовался, что в приступе эйфории забыл расставить 22 запятые на экзамене по русскому языку и литературе. Но все же я стал вахтанговцем. Это прекрасно. Мы все гордимся этой школой. Вахтангов, ученик Станиславского, создал свое направление в театральном искусстве и назвал его «фантастический реализм». Самое фантастичное в нем то, что и на 96 году существования нашего театра великое открытие Вахтангова по-прежнему более чем реально.