Игра во всё

А за много лет до своих первых съемок я, как все дети, ходил кино смотреть. Я уже говорил, что в нашем городе театра не было. Районный городок в Самарской области. Узловая станция; товарники, цистерны с нефтью, вагоны бревен, еще бог весть с чем. Чуть больше тридцати тысяч жителей. Таких городов в России тысячи и тысячи. Но мало где есть такая полноводная Волга. В детстве мы из нашей полноводной Волги в летнюю жару часов по шесть-восемь с друзьями не вылезали… Обычная провинциальная жизнь. Зачем в ней театр?

А кинотеатра в Октябрьске целых два: «Клуб имени Коминтерна» и «Мир». Они наполняли всю эту «обычную провинциальную жизнь» таким загадочным смыслом, который трудно передать. Один и с друзьями я ходил в оба: сначала фильм смотрели в кинотеатре «Мир», а потом его же в «Клубе имени Коминтерна».

Чтобы в кино ходить, нужны деньги. За встречу с искусством надо платить. Экономическое правило «всеобщего назначения». Мама давала десять копеек. А что такое десять копеек? Фруктовое мороженое в картонном стакане – семь копеек, стакан обожаемого мною томатного сока – десять. Хватало, иначе говоря, на синенький шершавый билетик на один детский сеанс. А ведь хотелось не на один, а на все, в том числе и на все взрослые. Билет на взрослый сеанс – уже двадцать копеек, а то и тридцать или даже пятьдесят… Поэтому бутылки собирал и складывал в домашнем подвале. Потом их сдавал. Чтобы были деньги на разные сеансы в «Клубе имени Коминтерна» и в кинотеатре «Мир».

По много раз смотрели одно и то же. Всегда так, как будто до этого ни разу не видели.

Бутылки, словом, сдаешь, билет покупаешь и оказываешься в зрительном зале. Под потолком медленно гаснет свет, и вот ты перед захватывающим действием на киноэкране. Твоя обычная жизнь теперь там где-то, за стенами кинозала. Куда-то пропадает, как будто нет больше в мире ничего, кроме происходящего на плоском экране, который теперь вовсе даже не плоский. Но вдруг пленка рвется, и действие прерывается. Тут же свист в зале, топот, крики: «Сапожники! Сапожники! Давай кино!»

Когда денег не хватало, прятались под стульями. Билетерша войдет в зал, увидит, что никого в нем нет, и дверь закроет, а ты сидишь под стульями. Иногда находили и выгоняли; а иногда делали вид, что не видят, кто это спрятался там, и мы таким образом дожидались следующего сеанса. Сидели, надо сказать, долго: минут сорок надо ждать. А потом – тот же фильм.

Французскую картину «Маленький купальщик» выучил чуть ли не наизусть. Я этого «купальщика», наверное, раз тридцать смотрел, не меньше. Там в главной роли Луи де Фюнес. Он очень уморительно, виртуозно играл некоего богатого самодура: владельца судостроительного предприятия, который выгнал с работы своего главного конструктора с рыжими волосами. За то, что корабль, который спроектировал этот рыжий конструктор, во время церемонии спуска на воду получил огромную дыру от удара бутылкой шампанского в борт, да еще на глазах у многочисленной публики. И в дыре появляется усатый матрос… А потом еще масса гэгов, комических ситуаций, забавных глупостей, неожиданных поворотов сюжета, всего прочего. Весь фильм зал, что называется, просто лежал. А когда Луи де Фюнес лопатой разбивал в ярости яхту, кому-нибудь от смеха становилось плохо… Я просто угорал на этом фильме. Луи де Фюнес, великий артист, великий комик… Он был моим кумиром. Он и по сей день один из моих кумиров.

Кино – вершина из вершин.

Тогда же на все экраны страны вышли и пленили многомиллионную аудиторию советские шедевры: «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука»; раньше – «Человек-амфибия», «Тайна двух океанов», «Их знали только в лицо»… «Великолепная семерка» – шедевр американский. Захватывающий вестерн, классика жанра. Юл Бриннер – командир семерки. Семь человек в вооруженной борьбе за справедливость с многочисленной бандой отпетых мерзавцев. Первый фильм, который запомнился мне головокружительными трюками на киноэкране и вошедшими в нашу провинциальную моду ковбойскими шляпами, стрельбой из самодельных пистолетов, которые юные фанаты Семерки лихо выхватывали из кобуры…

«Чингачгук Большой Змей» превратил Октябрьск в заокеанские прерии со свистом стрел, выпущенных из луков собственного ручного производства. Мы, изображая индейское население Дикого Запада, сражались друг с другом, а взрослые охотились за нами, чтобы луки со стрелами отобрать и тут же сломать. Естественно, делали новые с применением рыболовной лески в качестве тетивы, а остро заточенных гвоздей в качестве наконечников стрел. Опасная игра в кино, которое стало жизнью, продолжалась.