Игра воды. Книга стихов

И боги и цари со мною жить могли б
В ладу, но с неких пор я стал для них игрушкой.
Чтобы попасть теперь в счастливую ловушку,
Я с рифмами дружу и избегаю нимф.

В походный мой бинокль разглядываю даль,

Залит олифой лес и солнечный гербарий.
Пою печально о наполненных кефалью
Шаландах. Кафель тру в сортирах и эмаль.

В хороший день живу надеждой, пью вино,

Послания твои я складываю в короб.
И слушаю порой вечерней лязг фаркопов
На станции ж/д и грохот буферов.

Когда в буфете мы рассядемся с тобой,

Как в карты игроки на полотне Сезанна,
Зачем грустить и петь в углу пустого зала
Мы будем, ведь труба давно дала отбой?

Открытка

Очевидно, что нам отвечает природа,
Отзывается осень изгибом реки.
Потому и блажен ты, Симон бар-Иона,
Что течение видишь, волне вопреки.

К речи выход крест-накрест доской заколочен,

Но стучится к нам песнь с косяком шумных рыб.
Проступающий через х/б позвоночник
Повторяет до боли знакомый изгиб.

Пусть подскажет знакомая с детства примета,

Где свое отражение прячет звезда.
Не оставит зарубки на небе комета,
И прилив не оставит на камне следа.

Но шагнув за порог и бредя по дороге —

По ландшафту убогому наверняка —
Не правдивый рассказ создает, а апокриф
Мальчик в кепи и с удочкой из ивняка.

«Трамвай, инвалид, трали-вали…»

Трамвай, инвалид, трали-вали.
Подростки, шпана, короли
Карман у пальто оторвали
И с Лениным рубль увели.

Копил и мечтал. Торопился.

И зря собирался в музей,
Где пахнут картины анисом
И мелом скульптуры друзей.

Застрял в перевернутом небе,

Промок в синей луже насквозь.
А кто-то и пишет и лепит,
Вбивает сознательно гвоздь.

Кому-то и выжить не трудно,

Кто вечер за рубль утопил.
Такая вот Ultimae Тула,
Провинция словом одним.

Дом на Осташева

Главврач вернулся к вечеру один,
Стеклянной тарой звякая в авоське,
Медбрата мимоходом убедив,
Что нет ни страшной смерти, ни геройской.

А мы в саду кто бегал, кто вращал

Руками, кто кряхтел в малине пьяный,
Пилюли ожидали и врача,
Как Бёме солнце в плошке оловянной.

А тот святой. Под гроздьями рябин,

Сутулясь, он сидел на табуретке
И что-то на коленях теребил,
Разглаживал. Не фантик от конфетки.

Спасал мой вторник он, а не бульон,

Не постная свекольная котлета.
Молитва, что творил весь вечер он —
Молитва о спасенье без ответа.

Я первым догадался о словах,

Таких кривых и трепетных, как завязь.
Что мама наберет меня сама.
Две палки на трубе моей осталось.

И разнесет акустика ее

Послание, как праздник с колокольни.
И кто-то отзовется ей: Алё!
Все хорошо. Не приходи сегодня.

Воскресенье