Тут нужно пояснить, что примерно с IX века и вплоть до внедрения поместной системы на Руси действовал более прогрессивный принцип княжеских дружин. То есть князь (или боярин) нанимал себе тех, кто жаждал воевать. Вооружал-оснащал-содержал их за свой счет, а те, соблюдая свою часть сделки, сражались за него. Это привело к тому, что уже к XIII–XIV векам на Руси действовали отряды вполне годной линейной кавалерии, упакованной в самобытный чешуйчатый доспех (крупная чешуя типа «торжок»). Такая кавалерия была в целом аналогом крылатых гусар и была способна вполне эффективно воевать натиском. Да, ее было немного по сравнению с поместной кавалерией, но она была намного сильнее удельно и действовала куда как эффективнее. Так вот, переход, осуществленный с подачи Софьи Палеолог, привел к тому, что у Русского царства полностью пропала линейная кавалерия европейского образца, заменившись на легкую кавалерию степного (казацко-татарского) типа, переняв тактические приемы степи. А та не была способна к натиску. Максимум – преследование отступающей пехоты…
Противостоять татарам такое войско могло. Несмотря на все свое убожество, поместное войско получалось более многочисленным и лучше снаряженным, чем воины степи, в силу того, что опиралось на существенно более мощную экономическую и хозяйственную базу, чем степь. Воевать же против более продвинутых видов кавалерии поместные уже были не в состоянии. Крылатые гусары (линейная кавалерия) были в состоянии легко опрокидывать такое войско, даже при существенном численном превосходстве последнего.
Они являются попыткой создать институт янычар на отечественной почве, но с массой искажений. Прежде всего у стрельцов был изменен способ комплектования и полностью проигнорирована многолетняя воинская подготовка янычар. Вместо выращивания в закрытых интернатах детей в любви к своей вере, стране и монарху «русских янычар» фактически превратили в помещиков-однодворцев или что-то в этом духе. Им выделялось небольшое довольствие (деньгами и тканью на кафтан), а также давались серьезные льготы, позволяющие выгодно держать лавку и заниматься ремеслом, с чего и жить. Взамен требовалась служба. Как несложно догадаться, при такой системе набора и мотивации никакого интереса к службе они не имели. Вся их жизнь крутилась вокруг их «малого бизнеса» и льгот на него. Фактически они с первых дней своего существования превратились в нахлебников и паразитов на теле общества. Из чего проистекала и их критическая воинская слабость, и дивная политическая нестабильность – в отличие от помещиков, стрельцы сразу стали базовым топливом для разнообразных бунтов и беспорядков.
В сражениях с воинами степи зарекомендовали себя хорошо прежде всего потому, что были почти поголовно вооружены огнестрельным оружием. Для степных туземцев этого хватало за глаза. Столкновения с более современной пехотой они уже не выдерживали. Тут и практически полное отсутствие воинских навыков у большинства стрельцов, и отсутствие дисциплины, и необученность строевому шагу и организованному маневрированию на поле боя. Про развитое обозное хозяйство с тыловыми службами и речи не шло – оно каждый раз создавалось практически с нуля из подручных средств. Поэтому подвижность и управляемость данной пехоты были ничтожны. В общем и целом стрелецкое войско представляло собой вооруженное и практически неуправляемое стадо. Работать им можно было только от статичной обороны. В среднем для противостояния на равных войску, состоящему из крылатых гусар и немецкой наемной пехоты, их требовалось в три-четыре раза больше. Конечно, тут еще сказывался фактор снаряжения. Стрельцы, как правило, были вооружены и снаряжены хуже своих визави из немецких земель. Например, они очень редко использовали доспехи из-за бедности, в особенности крайне полезные пехотные кирасы и шлемы. Однако янычары, также защищенные преимущественно одним тряпьем, могли с теми же самыми противниками в то же самое время воевать на равных.