Играл на флейте гармонист

— А не испить ли нам «какаву», сударь? — нарочито торжественно предложил один из них.

— Да-с, сударь, — согласился второй, — нам «какава» сейчас как никогда кстати, пока желтые отдыхают.

Они продолжили разговор, когда в чашках появился горячий напиток.

— В отчете по запуску «Реинтегратора» указали, что расщепление пространства могло нарушить логику сингулярных уравнений.

— Вы, коллега, полагаете, что это может их путать?

— Все может быть. Все может быть. Вы уверены, что они после себя все зачистили? Люди в погонах очень исполнительны, но бывают же и ошибки.

— Нет-с, коллега, этого не может быть. Нас бы предупредили.

— А вы обратили внимание — какие они подавленные поступают к пионэрам?

— Подавленные? — повторил вопрос один из них и поставил пустую чашку в автомат. — Нет и еще раз нет. «Подавленные» это из психологии, а в «Реинтеграторе» одна сплошная физика.

Второй допил чашку и, вставая из-за стола, подвел итог этой теме:

— А собственно говоря, вы опять правы, как всегда. Экселенство пусть разбирается. Мы свою профессорскую работу делаем аккуратно.

* * *

Он тщетно, уже более получаса, перебирал телефонные номера, трубка молчала, и его системный подход к поиску хотя бы одного ответа оставался безрезультатным. «Шестерка» молчала наглухо, как и все предыдущие номера. И только после очередного сообщения: «Вас пригласят…» он решил сделать перерыв. Пошатавшись из угла в угол, он набрал «ноль три», трубка ответила:

— Вас слушает справка.

Он внятно, без эмоций задал вопрос:

— Мне позвонил Красик по номеру «шесть». Прошу дать справку — кто он, этот Красик?

Трубка ответила:

— Вопрос не имеет ответа.

Он снова, не давая справке расслабиться, спросил:

— Какой вопрос имеет ответ?

Трубка повторила ответ:

— Вопрос не имеет ответа.

Он понял бесполезность номера «ноль три», подошел к двери и, прислонив к холодному металлу ухо, пытался уловить хотя бы какое-нибудь движение, какой-нибудь звук. Звукоизоляция эффективно защищала претендентов, даже если бы за дверью бушевал ураган. Оставалось ждать еще более двадцати часов — перспектива не из приятных.

— Погружение в воспоминания, лежа на диване на все двадцать часов, вряд ли можно назвать полезным занятием, — подумал он. — И где этот Красик? — Он уже пожалел, что так скоро прервал их разговор.

Он вспомнил, как прощался со своей юностью, с Элей и Лу, и о письме отца, которое передала ему Лу со словами:

— Отец хотел, чтобы это ты прочел, когда станешь взрослым.

Он прочитал письмо в дороге и запомнил его наизусть:

«Ты стал взрослым. Прости меня за то, что мне не удалось увидеть тебя таким. Ты можешь прочесть это письмо и забыть о нем, ты свободен от всех моих нравоучений. Ты стал самостоятельным, стал личностью независимой от меня. Но если тебе еще интересно узнать, о чем думал я тогда, когда писал эти строчки, то можешь прочесть это сумбурное послание в твое будущее. Три пожелания. Всего три пожелания я выскажу тебе:

Первое. Живи с совестью или живи по совести. Хотя бы постарайся. Если тебе это удастся сделать, то ты сможешь обладать самоконтролем и самооценкой. Сможешь посмотреть на себя со стороны, заглянуть в свои нравственные ценности, которые так трудно найти без посторонней помощи. В конце концов, это поможет тебе научиться отличать добро от зла. А это очень тяжкое занятие.

Второе. Старайся быть мудрым. Стремись к мудрости, и у тебя появится высокое знание, которое можно умело применить в жизни. Учись всегда, и ты сможешь увидеть далекие последствия сегодняшних поступков.

И третье. Будь сильным. Обладай силой, но не той, которая сокрушает все и вся, и про которую говорят — не ведает, что творит. А той, которая дает душевное, нравственное могущество победить, прежде всего, собственные пороки. Думай, постоянно думай о том, что ты сейчас делаешь, чем занимаешься и кто ты есть на самом деле. Прощай».

Он помнил эти слова и сейчас, когда здесь в заточении у пионэров, ему стало совсем неуютно и дискомфортно, и он перебирал в памяти все эпизоды, предшествующие своему появлению на вокзальной площади в то душное утро.

* * *