Играл на флейте гармонист

С минуту они смотрели не мигая друг на друга, и Чу, понимая, что поединок не закончен, медленно растягивая звуки, произнес само собой всплывшие в памяти слова:

— Своолаачь тыы поогаанаая.

Но оторопел от незнакомых слов и того, как они были произнесены. Он не знал, как реагировать на это, глаза его расширились, что-то сковало его решительность и наглость. Он сделал шаг назад и, боясь подставить спину, стал пятиться, вовсю показывая свой испуг. Когда Но исчез, Лу прижалась к Чу и спросила:

— Что это быть?

Он, подумав, ответил:

— Помнишь слово «врагу», я говорил его, помнишь?

Она кивнула головой.

— Но наш враг. Он нам не друг. Поняла?

Она снова кивнула головой. Они спустились к реке, долго сидели и молча смотрели на текущую воду. Река неспешно несла ее куда-то далеко на север, может быть к морю или океану. Вечернее солнце отражалось в темной воде. Было мирно и тихо. Наверху в деревне продолжался праздник. Приглушенные звуки бубнов доносили сюда древние ритмы рыбаков и охотников.

Он обнимал ее и тихонько гладил ее черные как смоль волосы, пытаясь вспомнить, что было с ним до деревни и откуда берутся у него эти слова:

— Чуден город наш родной — расцветает весь весной.

— За него мы жизнь дадим, но врагу не отдадим!

Он тихо пропел эти строчки, вспомнил отца, пожар и свою первую любовь к учительнице музыки. Она иногда заходила к отцу, и они втроем пили чай. Отец показывал им свои новые стихи, а они должны были слушать и хвалить их. Ему не хотелось хвалить стихи, но он это делал, чтобы не сердить отца и чтобы она была довольна его поступками. У нее тоже были, как и у Лу, черные волосы, и красавица в городе она была известная. После пожара они встречаться стали реже и только в школе, когда она проходила по коридору мимо него в свой класс. Она улыбалась ему, подбадривала, иногда коротко расспрашивала, как ему живется с бабкой. Уроки она вела в других классах, так что лицезреть ее ему удавалось только при этих случайных встречах. Взрослые поговаривали, что у нее с отцом что-то было. Эти слухи его сильно огорчали, ревновал он ее очень, даже после похорон отца. Потом она куда-то исчезла, ушла из школы. В городе почти никто не знал, куда пропала учительница, и только его друг «Сансан» как-то совершенно случайно заметил:

— Папа говорил кому-то, что «Скрипка», — так звали ее в школе, — вышла за хозяина.

Лу притихла совсем. Она боялась пошевельнуться и даже старалась медленнее и как можно реже дышать. Он развернул ее лицо к себе, посмотрел ей в глаза и нежно поцеловал в губы.

— Это почему так? — прошептала она.

В деревне не принято было целовать в губы.

— У нас там, где я был раньше, так делают, когда любят, — ответил он.

— Я любить тебя, — сказала она.

— У нас говорят: «люблю» — это когда сейчас. «Любила» — это когда быть раньше. И «буду любить» — это когда быть потом, — он удивился этой своей странной фразе, но исправлять ничего не стал.

Ночью ему приснился странный сон:

Лу принесла ему знакомую монету с надписью: «Честь и достоинство» на каком-то неизвестном ему языке. И почему-то Лу он называл не Лу, а Веня, обнимал и целовал ее. Они долго были вместе и были счастливы друг от друга.

Утром Лу проснулась раньше него и сказала:

— Ты любила меня ночью. Я знать у нас быть, когда потом, дети.

С утра выпал первый снег. Река еще не встала, и темная вода на фоне белых берегов выглядела странно и неуместно. К полудню снег растаял, но ребятня успела в него поиграть и несколько часов лепила из него разные фигуры. Потом ломала их и восстанавливала снова.

Но был отправлен на несколько дней на дальний участок реки с молодым напарником для разведки новых рыбных мест. Вся деревня уже знала о вчерашнем происшествии. Кто-то видел их потасовку на краю деревни и, по-видимому, старик уже с утра принял меры для разрешения конфликта.

Он сидел напротив старика, и языки пламени костра играли на их лицах. Старик долго, очень долго смотрел ему в глаза, ни о чём не спрашивая. Скорей всего, он пытался без какой-либо помощи понять, что он за человек? Откуда пришел и что от него можно ожидать? Его странности старику уже давно были известны, с того самого момента, когда двое молодых принесли его весной в деревню. Все обсуждали этого нового, чужого человека. Обсуждали и решения старика — оставить его в деревне, отдать ему Лу и учить местным законам. Не все этим были довольны, но все подчинялись, потому что он, старик, главный и мудрый. Все знали — старик может предвидеть и влиять на людей, и если кто-то, может быть, не очень его уважал, то уж побаивались его все.

— Кто ты? — спросил старик, глядя ему в глаза.

— Чу, — ответил он не раздумывая.

— Чу это сейчас. А раньше? Кто ты быть раньше? — снова спросил старик.

— Раньше я помнить нет, — ответил он с некоторой неуверенностью.

— Ты знать новые слова, — продолжил старик, то ли размышляя, то ли спрашивая. — Что такое «профессор»? Ты это говорить, когда умирать молодой.

— Профессор, — повторил он, пытаясь вспомнить, откуда это слово появилось у него в голове.