Разговор как-то сам собой затих. Они посидели еще несколько минут. Стало понятно, что пора прощаться. Он проводил ее до дверей клиники. Как-то изящно поцеловал в щеку, чуть приобнял, в нерешительности посмотрел ей в глаза и тихо, еле слышно сказал:
— Веня, я весь в вашем распоряжении.
На следующий день ее посетила Элеонора.
— Ну как наш красавец? Как он тебя нашел? Не зря мы трудились? — она закидала Венеру вопросами, едва войдя в палату.
— А ты что-то сегодня грустишь, — не дожидаясь ответа продолжила Элеонора. — Он что не сделал тебе комплимент, не оценил, не похвалил министерский денди?
— Он спросил меня о какой-то медали, — ответила Венера.
— Да! — изумленно воскликнула Элеонора, — решился-таки спросить. Это старая история. Мне он давно рассказал, как только познакомился с тобой, но велел об этом с тобой не говорить. Он подозревает, что твой Аполлон — друг его детства, с которым они разбежались в разные стороны давно. И что ты ему ответила?
— Я сказала, что мне об этом ничего не известно, — ответила Венера.
— Значит, ты оставила его опять в сомнениях, — заключила Элеонора.
— И это все, о чем вы говорили? — воскликнула она снова.
— Нет, нет. Конечно, он мне много рассказывал — что делается вокруг и вообще. Он много знает, — ответила Венера.
Она не хотела затрагивать тему об Аполлоне
— Меня скоро отпустят домой. Я уже совсем поправилась.
— Да, голубушка, уж пора, залежалась ты здесь. Скоро лето. Будем отдыхать. Теперь к Сан Санычу обязательно вырвемся за город. У него там на природе просто красота. Тебе нужен свежий воздух, а здесь что — этот угрюмый садик, замурованный в стены. Брр… какая-то тюрьма, да и только, — она подошла к окну и добавила:
— Это место не для тебя, стрекоза, и больше ты сюда не попадешь, обещай мне.
Венера подошла к ней, встала рядом у окна.
— Спасибо тебе, Элечка, за поддержку. Спасибо за все. Ты единственная моя подруга.
Они обняли друг друга за талию и долго смотрели в этот угрюмый садик с пышно цветущей сиренью. Смотрели и думали каждая о своем. Иногда им становилось так жалко себя и друг друга, что они не сговариваясь почти одновременно вздыхали и, стараясь не показывать свою слабость и волнение, украдкой промокали пальцами влажные глаза.
Сегодняшний сон обошелся ей без Аполлона. Снилась какая-то чепуха, которую она толком и не запомнила. Доктор остался очень доволен ее состоянием и объявил, что завтра она может покинуть клинику. С утра после обхода небо нахмурилось, откуда-то сбоку наползла чернющая туча. Вихрь за окном раскачал ветки деревьев и кустов. Грянул гром. Грохнуло так, что казалось что-то большое и громадное лопнуло и треснуло в небе. Первая весенняя гроза прошлась над садиком, и через полчаса снова засверкало чистое солнце. Она видела, как по еще мокрым после ливня дорожкам ритмично шагает этот странный старик, и ей очень захотелось поговорить с ним, даже не имея на то разрешение доктора. Она быстро набросилась на себя теплый халат и спустилась в сад без сопровождения медсестры. В дальнем углу сада, когда он, развернувшись, зашагал ей навстречу, она поздоровалась с ним:
— Добрый день. В таких случаях говорят: «Не правда ли, хорошая погода сегодня».
Он остановился, видимо еще не очень понимая, что эти слова относятся к нему.
— Играл на флейте гармонист. Как будто с детства конформист, — он машинально произнес непонятную ей фразу и добавил: — А, это вы. Вы уже совсем перестали думать о нем?
Она растерялась, не зная, как ему ответить.
— К всему готов он был всегда. И даже долгие года. Не повлияли на него, — продолжил странный старик. — Вы, наверное, испугались. Вам говорили, что со мной не надо разговаривать?
— Да, — ответила она очнувшись.
— Так зачем же вы остановили меня? — спросил он, пристально рассматривая ее.
Не зная, как объяснить свой поступок, она ответила:
— Меня завтра здесь уже не будет.
— Да, «железная» логика, — еле заметно улыбнувшись, произнес он.
— Давайте двигаться, а то я не могу стоять на месте, рифмы не дают.
И она зашагала рядом с ним, едва успевая и не попадая в его шаг.
— Прошел он холод и тепло, — в ритме шага произнес старик, видимо, завершая начатое ранее. — Вы поправились. Вылечились, и Апо больше вас не тревожит. Вас тревожит, я бы сказал волнует, другой человек. Он здесь был недавно с вами.
— Да, да, вы правы, — чуточку запыхавшись от быстрой ходьбы, ответила она. — Вы читаете мысли?
— Да, я умею, то есть умел когда-то, — ответил он.
— Старость — что это такое? Может, мудрость и не стоит? Эту старость беспокоить, — подбирая под шаг слова, он на несколько секунд остановился и, повернувшись к ней лицом, резко заявил:
— Бегите от иллюзий. Живите сейчас. Сейчас хорошо. Нет браслетов. Нет задержаний. Нет подверганий. Осталось только одно перевоспитание. Ведь вы были в «ЗП», — и он зашагал дальше.
— Может, это просто глупость? Или это просто тупость? Или музыка затихла? Не играет. Очень тихо, — старик снова рифмовал.
В перерыве между рифмами он продолжил свою речь: