— По крайней мере, — неожиданно сказала она, — мне кажется, ты прав в одном: я думаю, он мог бы стать настоящим негодяем.
— Но я говорю не о возможностях в будущем, а о свершившемся факте.
— Понимаю. Но не кажется ли тебе, Генри, что, если его энергию повернуть в правильном направлении, он может в будущем стать вполне порядочным человеком, каким бы скверным и испорченным он ни был в прошлом?
Роланд махнул рукой в темноте:
— Ну знаешь, то, что ты говоришь, не что иное, как сказки. Неужели ты хочешь сказать, что поверила в этого негодяя?
— Поверила. — Она начала сердиться. — Короче говоря, я считаю, что с этого момента он будет другим человеком.
— Почему же это?
— Вот увидишь.
— Скажи, по крайней мере, чего следует ожидать?
— Прежде всего, ты больше никогда не увидишь его за карточным столом.
— Боже мой, Кейт! Хотел бы я знать, кто внушает тебе эти вздорные мысли.
— Ты говоришь так, словно я сама вообще ничего не понимаю.
— Не волнуйся, пожалуйста.
— Я очень стараюсь. Но ты меня оскорбляешь, Генри, это действительно так. Пожалуйста, позволь мне… — Она замолчала, стыдясь того, что позволила вовлечь себя в этот спор.
— Прости меня, дорогая, — смущенно сказал Роланд, — я не собирался так говорить. Но подумать только: Коркоран, и не играет в карты, — это же просто смешно. Ты можешь себе представить рыбу, которую вынули из воды? Именно так будет чувствовать себя он. Говорят, что этот дьявол счастлив только тогда, когда ему удается разорить и лишить покоя других людей.
— Слишком сильно сказано. Уверена, тебе будет неприятно, если кто-нибудь услышит и повторит твои слова.
— Уверяю тебя, я готов повторить свои слова где угодно. Я пойду к Коркорану и скажу ему все, что о нем думаю. Я… я…
— Замолчи!
— Кейт, ты сводишь меня с ума! Ты… Коркоран… у меня не укладывается в голове.
— Успокойся, успокойся! Я уже все забыла. Не надо так волноваться по пустякам.
— Скажи мне только одно.
— Нет, больше ни слова. Сначала подумай над этим хорошенько. Утро вечера мудренее.
— По крайней мере скажи мне, почему ты так уверена, что он перестанет играть?
В конце концов, причины, заставившие ее это утверждать, были достаточно смехотворны, и она теперь отлично это понимала: случайно оброненные слова случайного знакомого, которые она приняла за чистую монету. Однако, как многие гордые люди, она не желала ничего выдумывать и опиралась только на правду. А если над ее легковерием будут смеяться, что ж, пусть себе смеются.
— Он сам мне об этом сказал. Сказал, что собирается покончить с картами. Коркоран ведь не таясь признался в том, что он профессиональный игрок.
Из груди Роланда вырвался хриплый стон.
— Что же заставило его тебе это обещать?
Она молчала, благословляя небо за то, что было темно и он не видел, как покраснело ее разгоряченное лицо. Еще час назад она об этом не задумывалась. Но теперь вдруг поняла, насколько странно и удивительно, что этот картежник так с ней разговаривал. Тут она внезапно приняла сразу два решения: во-первых, она пришла к выводу, что с ее стороны было весьма глупо вообще слушать его и тем более верить ему; и во-вторых, дала себе слово, что вообще больше не будет никогда верить ни одному мужчине, если Коркоран не исполнит данного ей обещания. Приняв с чисто женской логикой эти весьма противоречивые решения, она устремила взгляд в темноту.
— Полагаю, — сказала она, — что он решил бросить карты потому… потому, что понял, как это дурно.
Однако Роланд был неумолим:
— Почему же это он вдруг понял?
Она молчала, ненавидя Коркорана, ненавидя всех мужчин на свете и больше всего ненавидя своего собеседника.
— Перед нами умный человек, — упрямо продолжал гнуть свое Роланд. — К тому же такой хитрый и жестокий, что другого такого вряд ли еще встретишь. И вдруг, ни с того ни с сего он решает исправиться, будто впервые понимает, что вел до этого момента дурную жизнь, — для него это словно откровение. И ты хочешь, чтобы я этому поверил? Нет, это слишком!
— Я не прошу, чтобы ты мне верил, — сквозь зубы пробормотала Кейт.
— Очень рад, что не просишь. Тем не менее мы можем говорить откровенно. Наш приятель, игрок, вдруг проникся нежными чувствами к Китти Мерран, дьявол забери его черную душу! — Роланд встал со скамьи, на которой сидел. — Мне нужно идти, Кейт, — сказал он.
— Почему вдруг? Но во всяком случае, ты должен мне обещать, что между тобой и мистером Коркораном…
— До свидания! — вскричал Роланд, испытывая мучения от одного только повторения этого ненавистного имени, и направился к калитке. Она бросилась следом.
— Генри, — позвала она, — ты же знаешь, чем это кончится, если между вами возникнет ссора.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вы оба будете убиты! Что-то подсказывает мне. У него слишком быстрая рука, он не может не убить, а ты слишком силен и крепок. Если вы будете драться, значит, умрете оба. Ты это понимаешь, Генри? Я хочу, чтобы ты поклялся, что близко не подойдешь к мистеру Коркорану…
— Я не могу этого обещать.
— Генри!