Игрок

Мне не хотелось ни с кем делиться своими проблемами. Помочь ничем не помогут, а описывать это все — только лишний раз мучиться. Больше всего мне тогда хотелось умереть, чтобы ни о чем не думать.

***

В один из вечеров в конце июля — кажется, это было воскресенье, — я решил приняться за уборку. Оттягивать дольше было невозможно. И так дом уже превратился непонятно во что. Я вооружился найденным в шкафу справочником по домоводству для молодых хозяек, не уступавшим толщиной и размерами "Настольной книге практикующего зельевара", и приступил к делу.

Первую часть справочника я пролистал, не останавливаясь. Главы о том, как обучить неопытного эльфа чистить бронзу и ухаживать за антикварной мебелью, меня не интересовали — за неимением эльфов, бронзы и антиквариата. Занимавший двадцать страниц раздел "Мытье окон" я пропустил как слишком сложный и остановился на мытье полов и удалении пыли. Три раза перечитал все, что там было написано, а потом вступил в неравную схватку с предметами обихода.

Видимо, чувствуя мою неуверенность, они поначалу отказывались слушаться. Ведро так и норовило вылиться на пол в коридоре, щетка только размазывала грязь, а метелочка, вместо того, чтобы сметать пыль со шкафов и подоконников, носилась по воздуху, как взбесившаяся белка. От отчаяния я уже собрался было вымыть все вручную, как когда-то в Хогвартсе, но потом дело пошло на лад. И все было бы просто замечательно, не приди мне в голову безумная мысль заодно снять паутину с лепнины на потолке. В результате через минуту чисто вымытый каменный пол в холле был засыпан побелкой, и все пришлось начинать заново.

Через два часа я устал так, словно таскал ведра с водой на себе. Мне удалось кое-как прибрать в трех комнатах. Я счел излишней роскошью натирать паркет в гостиной, махнул на все рукой, отчистил мантию и отправился выпить чаю. Мама ко мне не присоединилась — днем она опять плакала, потом выпила успокоительное зелье и уже легла спать.

Я сидел на веранде в полном одиночестве, покачивался в плетеном кресле и бездумно смотрел на верхушки деревьев. Уже смеркалось, лес казался сплошной темной массой; где-то перекрикивались ночные птицы. Поначалу у меня на душе было легко, как всегда после физической работы, и даже усталость и боль в мышцах казались приятными. Потом это возбуждение схлынуло. Огонек в лампе дрожал и готов был погаснуть, толстые ночные бабочки с противным гудением бились об абажур, оставляя на нем смазанные серые следы пыльцы с крыльев. Я думал о том, что занимаюсь, в конечном счете, бессмысленным делом — дом все равно скоро станет чужим, так не все ли равно, в каком состоянии он будет? И ведь нужно-то всего-ничего — каких-то жалких шестьдесят галлеонов в месяц. Сейчас эта сумма казалась мне огромным, непосильным грузом, а ведь когда-то отец мог совершенно спокойно в один вечер проиграть столько же и даже больше за покерным столом...

Я поставил чашку.

За покерным столом.

Мысль совершенно безумная, но в то же время...

Меня научили играть в покер очень рано, лет в десять. Я не был особенно хорошим игроком и никогда не играл в настоящих клубах — только со взрослыми на домашних вечеринках, — но, по словам отца, неплохо справлялся. К тому же мне часто везло.

У меня еще припрятаны сто галлеонов. Немного, но для того, чтобы сесть за стол, вполне достаточно...

В памяти замелькали обрывки разговоров и прочитанные когда-то статьи в газетах о том, как люди умудрялись за ночь составить себе целое состояние. Я, конечно, и тогда не был настолько наивен, чтобы считать это правилом. Я отлично понимал, что проигрышей в игре, как и в жизни, бывает куда больше, чем выигрышей. Но при этом меня охватило бесшабашное, отчаянное желание рискнуть.

Такое часто случается с бедными людьми. Вместо того, чтобы с умом расходовать последние деньги на пропитание, они вдруг с того ни с сего спускают их на какую-нибудь чушь. Например, ненужную дорогую метлу, золотое кольцо, которое потом отнесут в ломбард, расшитую серебром мантию для походов в театр, куда ни разу в жизни не выберутся.

Несмотря на распространенное мнение, бедные обычно плохо умеют экономить. Экономят богатые. Именно потому, что они могут позволить себе все, что угодно, они и не тратятся на пустяки. А бедные на самом деле покупают вовсе не те побрякушки, за которые расплачиваются последним вытряхнутым из кошелька сиклем. Они покупают себе немного радости...

Вот и я, в глубине души понимая, что совершаю страшную глупость, тем не менее поспешно затушил лампу и бегом поднялся в свою спальню. Торопливо переоделся в более-менее приличную мантию, пригладил волосы, вытащил из тайника мешочек с деньгами. Посмотрел на себя в зеркало — бледный, взволнованный подросток с лихорадочным блеском в глазах.

Проходя мимо маминой спальни, я прислушался. Внутри было тихо, света под дверью не видно. Наверное, спит. Ну и хорошо. Я, наверное, совсем скоро вернусь — долго ли проиграться, умеючи, — так что она и не заметит, что я уходил...