Игрок

— И здесь ничего сложного — как правило, когда выясняют, кто где был на момент преступления, истина все равно выходит наружу. В крайнем случае, есть легилименция, которая расставляет точки над i.

— А что, если преступник не просто воспользовался чужой палочкой, но и изменил память тому человеку? Вот как у Мэри Кларк...

— Да, да, — вмешался Розье, лично заинтересованный в вопросе. — Как было с Дорин. Вы же читали, профессор?

Меррифот сморщила нос.

— Говорю вам — в жизни такого не бывает. Это слишком сложно. Но если чисто теоретически... Для хорошего легилимента тут работы на пять минут. Видите ли, дело в том, что наведенные воспоминания сохраняются в памяти... как бы поточнее... в виде текста, а не "картинки". То есть человек может уверенно и со множеством подробностей рассказать, как именно он совершил преступление, — но на месте собственно воспоминания легилимент увидит черный провал. И все сразу станет ясно.

— Значит, Дорин оправдают? — оживился Колин.

— Да что вам так далась эта Дорин? — изумилась Меррифот. — Влюбились в нее, что ли, все поголовно? Разумеется, ее оправдают! Это же законы жанра.

— А в жизни? — поинтересовался Том.

— И в жизни, скорее всего, оправдали бы. Разве что у этой Дорин оказалось бы бурное криминальное прошлое. Если она какая-нибудь темная личность... Тогда могли бы и не тратить время на легилимента, раз без него все ясно. Тем более сейчас, в военное время, когда легилиментов не хватает...

Том открыл рот, чтобы еще что-то спросить, но тут Эйвери уронил бутерброд, и тот сочно шлепнулся на пол. Меррифот встряхнулась, словно просыпаясь от сна. Потом решительно встала и закрыла окно.

— Все, больше никаких вопросов! Думаете, я не знаю, зачем вы это затеяли? Чтобы не писать контрольную! Что скрывать, я, конечно, люблю поговорить — но делу время, а потехе час, ребятки... Кстати, Риддл, раз ты так интересуешься ментальной магией, может, напишешь к следующему понедельнику два свитка реферата на эту тему и зачитаешь нам? Литература, правда, в Запретной секции, но я дам тебе допуск.

Том пожал плечами:

— Как скажете, профессор.

— Вот и отлично. А Эйвери тебе поможет... Я, правда, не знаю, как ему это удастся. Он ведь, бедняжечка, так занят, что нет времени даже поесть толком. Приходится жевать на уроках... Но ты уж как-нибудь постараешься, правда, Тимоти? — грозно закончила она.

Эйвери ничего не смог ответить — от постигшего его бедствия он словно окаменел и лишь бестолково открывал и закрывал рот.

Меррифот хлопнула в ладоши.

— А теперь записываем вопросы контрольной! И быстро — у нас мало времени.

В наступившей тишине, нарушаемой только шелестом пергамента и скрипом перьев, послышался обреченный голос Эйвери:

— Ну почему всегда я?

  Глава 19

В конце декабря Риддл спросил, можно ли ему приехать ко мне на рождественские каникулы. Я только обрадовался — будет веселее. Правда, я не ожидал, что зрелище полупустого дома так его поразит. Сам я уже привык и с трудом вспоминал, что когда-то все было иначе, а вот Том помнил наше жилище совсем другим. Мне даже показалось, будто он пожалел, что напросился в гости.

Мама заперла на зиму левое крыло и бывшую оранжерею, чтобы не тратиться на отопление. Большая часть нашей жизни проходила в кухне. Здесь было всегда тепло, да и вообще кухня мне нравилась — пока отец был жив, мне запрещали туда ходить, так что помещения для прислуги по-прежнему оставались слегка таинственным и притягательным местом.

В старинных кухонных шкафах темного дерева посуды почти не осталось — всю распродали. Ее место заняли банки с вареньем. На стенах, выложенных кафельными плитками с бело-синим голландским рисунком, мама развесила косы из лука, связки сушеных грибов и пучки трав. В углу стоял большой ящик с яблоками, пересыпанными песком для сохранности, а под стульями вольготно расположились тыквы. Лабораторию наверху тоже заперли на зиму, так что мама разделила плиту тонкой белой чертой на две части — для готовки и для зелий, — и это деление соблюдалось с почти религиозной скрупулезностью. Точно так же была поделена посуда. Когда на второй день после нашего приезда мама обнаружила, что я посмел нарезать лук на доске для ингредиентов, она впала в такой ужас, будто я совершил святотатство.

Мама долго извинялась перед Риддлом.

— Том, мне так жаль, что мы не можем принять тебя как следует. Видишь, что с нами сталось? Потому-то здесь почти никто не бывает. Мне стыдно, я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, как мы опустились...

Потом она слегка успокоилась и подрядила нас делать елочные украшения — клеить бумажные корзинки, вырезать из салфеток узоры на окна и красить золотой и серебряной краской скорлупки от орехов.

На следующий день Том с раннего утра куда-то ушел. Я уже успел сходить в лес и вынуть попавшихся в силки зайцев, притащить и установить елку — а его все не было. Вернулся он только к обеду, когда за окном уже начинало смеркаться — все-таки конец декабря. Принес чай, фунт сахара, немного муки и свиного жира для пудинга.

— Ты где все это взял? — восхитился я.