Игрок

— Переезжай жить к нам.

— Нет.

Он решительно покачал головой.

— Нет, Рэй. Чего ради я стану вам мешать? Еще дай бог, чтобы ты этот дом не потерял. Ничего, не пропаду. Попробую устроиться на лето в Хогвартсе, может, найдется работа. Ну, или… есть еще кое-какие шансы, я пока не хочу говорить, ладно? Потом, если получится, расскажу.

Я кивнул, вынул палочку и призвал другой нож.

— Я не хочу жить где-то из милости, понимаешь?! — говорил Том. — Я вообще не хочу больше принимать милостыню. Хватит, разок попробовал. И ведь теперь не остановиться. Знал бы ты, как я ненавижу себя за то, что беру у Уоллеса эти деньги! Пускай это мелочь, пять, десять, двадцать фунтов — но получается, что я продаюсь. Разве нет?

— Ты же не...

— Какая разница?! Главное ведь не форма, а суть. Я потому так и боялся тебе говорить. Думал, презирать начнешь.

— Не начну. Я не стану тебя презирать, что бы ты ни сделал. Серьезно.

Том молчал, глядя на огонь в плите. Потом сказал:

— Знаешь, когда я в одиннадцать лет узнал, что поеду в Хогвартс, то так радовался... Мне казалось — начинается новая замечательная жизнь, все будет иначе. А оказалось, что и здесь все то же самое. Есть богатые, есть бедные. У одних все, у других ничего. Одни командуют — а другие унижаются, лебезят, подставляют друг друга, лезут к успеху по головам. Если ты не такой, как все, — тебя ненавидят. Попробуй сделать шаг влево или вправо — тут же в тебя вцепится школьное начальство или министерские чиновники. Ах, как он мог, как посмел, это же нарушение закона! В лучшем случае карцер, в худшем — Азкабан. Получается одна огромная ловушка.

Я отрезал от зайца голову и бросил собакам, чтоб унялись.

— Мне Слагхорн говорил, — продолжал тем временем Том, — мол, закончишь школу, устрою тебя в Министерство, сделаешь там карьеру. Понимаешь, Рэй? Пресмыкаться, тащить на себе всю работу, выслуживаться — чтобы к сорока годам стать главой отдела, к шестидесяти получить департамент, а в восемьдесят, если повезет, занять место среди таких же старых пней в Визенгамоте. И я должен быть счастлив до обморока, что мне предлагают потратить на это свою жизнь?!

— Все так живут.

— Значит, я — не все!

Он спрятал лицо в сцепленных пальцах и глухо сказал:

— Я не хочу. Понимаешь? Еще летом для себя решил — не буду. Мне не нужны ни подачки, ни те деньги, которые надо зарабатывать, вылизывая ботинки начальству. То, что я посчитаю нужным, я просто возьму сам. По праву сильного.

— Загвоздка одна, — сказал я, бросая куски зайчатины на сковороду, — как стать сильным?

— Ты тоже об этом думал, да? Я для себя еще пока не решил. Но...

Он опять принялся вертеть в пальцах нож.

— Знаешь, Рэй, один неглупый человек сказал: "Будьте чисты, как голуби, и мудры, как змеи". Вроде бы просто красивые слова, а на самом деле... Вот этот нож, смотри. Им можно делать все, что угодно, правда? Снимать шкуру с зайца, выпускать кишки — но сам нож остается чистым. Перепачкай его в крови и требухе, потом скажи: "Evanesco" — и лезвие засверкает, будто ничего и не было. Вся грязь на поверхности, а суть ножа не меняется. Вот так надо жить.

Я налил ему и себе еще чаю и уселся напротив.

Мое участие в разговоре почти не требовалось. Видно было, что Тому нужно выговориться. Глаза у него странно блестели, а голос иногда срывался, но он не обращал на это внимания. Только временами останавливался и замолкал ненадолго, будто прислушивался к чему-то в самом себе.

— У маглов есть такое выражение: "Бич Божий". У волшебников нет? В общем, если коротко, это тот, кто искореняет грехи и пороки мира. Нам в воскресной школе рассказывали. Так вот, я, когда был младше, еще до Хогвартса, — хотел стать таким. А сейчас понимаю, как это глупо. За собой бы уследить... С собой бы не пойти на сделку. Потому что только тот, кто не потеряет себя, рано или поздно приобретет весь мир.

— А тебе нужен весь мир? — спросил я, накрывая сковороду крышкой.

— Еще не знаю, — задумчиво ответил Том. — Может быть, и нужен.

  Глава 20

На следующий день после Рождества я отправился в Лондон. Там было тихо — в последние полгода бомбежек почти не случалось. Немцы переориентировались на Ливерпуль и Бирмингем, да и вообще заметно поутихли. Слишком прочно увязли на востоке, где русские, если верить радио, все же сумели отбросить их от Москвы.

Зима была снежная и очень холодная, так что прохожие на улицах не задерживались, торопились скорее добраться домой. Косой переулок словно вымер, а в Ночном жизнь продолжалась, как обычно — бомбежки или мороз, а бизнес есть бизнес, — но пряталась по подворотням и забегаловкам. Даже попрошайки носа наружу не казали.