Игрок

— Так что ничего хорошего не светит, — резюмировал Долохов. — Маглы так и будут загребать жар чужими руками. То наших волшебников, то русских. Сами между собой сцепились, а теперь хотят чужой кровью обойтись.

— Я не понимаю, отчего наши с ними церемонятся? — сказал Нотт. — Наложить империо на того же Черчилля, и...

— Ну, конечно, без тебя б никто не догадался, ты один такой умный! Это же запрещено! Империо, чтоб ты знал, — подсудное дело, вон Меррифот сколько талдычила. Ты как вообще ЗОТИ умудрился сдать, родной?

— Мне кажется, это страшная дурость. Раньше никто с маглами не носился, как с писаной торбой. Это только в наши дни — империо нельзя, то нельзя, се нельзя. Если хочешь знать, то мой дядя считает, что принятие закона о защите маглов 1923 года было роковой ошибкой...

— Тед, хватит умничать, я чувствую себя, как на лекции у Биннса! — бросил Розье.

— В смысле, — с усмешкой спросил Долохов, — тянет рисовать в тетради голых баб? Ты ж ничем другим на уроках у Биннса не занимаешься.

— Тьфу, тролль тебя съешь, Тони, я не про то, и вообще мы говорим о серьезных вещах!

— Тогда давайте определим повестку дня и установим кворум, — сказал Нотт.

Розье фыркнул, а я подумал, что на Нотте дурно сказывается общение с дядей — видным деятелем оппозиции, ненавидевшим Визенгамот с тех самых пор, как его туда не избрали.

— Почему вообще волшебники должны участвовать в магловских войнах? — спросил Маркус. Так просто спросил, в пространство. Очевидно, что вопрос был риторический.

Мне не хотелось встревать в разговор. Так было хорошо, тепло, сонно от вина. Риддл тоже отмалчивался, но слушал внимательно, переводя взгляд с одного спорщика на другого. Зато Эйвери проснулся и решил принять активное участие.

— Ага, точно-точно, — заметил он, зевнув. — Дедуля тоже говорит, что маглы собрались на нас сесть и ножки свесить. Что Фосетт вообще может нарушить Статут о секретности, и тут-то за нас возьмутся магловские военные. Вот я лично на месте нашего министра даже не думал бы наносить визиты всяким там премьерам и королевам. А то гоблин их знает, этих маглов... Скажут одному, второму, третьему, потом вся Англия будет знать, и нам каюк. Дед, короче, говорит, что...

— Ой, твой дед известный параноик, — отмахнулся Розье. — Кто в прошлом году на Рождество всех выгнал на улицу, потому что ему почудилось, будто в ваш дом попала магловская бомба? Три дня искали — забыл? Сам же ругался, что, мол, дед окончательно спятил и решил разобрать дом по кирпичику.

— И что, ну и что?! — отбивался Эйвери. — Дедуля хоть и любит почудить, но у него ума побольше, чем у кое-кого! Что толку прятаться вечно, как крысы, по углам, если маглы уже нами крутят, как хотят? И вон грязнокровок сколько развелось. Дедуля говорит, мы ахнуть не успеем, как они начнут наводить свои порядки, потому что грязнокровки те же маглы. И будет всем...

— Конец, — засмеялся Розье. — Тимоти, детка, мал ты еще выражаться!

— Ты сильно взрослый и умный, сидишь тут!..

— Хочу и сижу, — Колин небольно щелкнул Эйвери по носу и тут же заговорил громко, не давая тому возмутиться, как следует: — А вообще, знал бы ты, Тони, как я тебе завидую! У тебя уже все — взрослая жизнь, настоящая война, а мы тут должны сидеть, как пришитые, и зубрить правила превращения черепахи в чайник. Как бы я хотел быть на твоем месте...

— Так кто тебе мешает завербоваться?

— Под обороткой, что ли? Далеко я уйду... Отец говорил, в силах самообороны таких умников отлавливают человек двадцать каждые каникулы.

— Так вы бы, ребята, тут занялись делом. Не сидели бы, сложа руки, придумали что-нибудь.

— Что мы придумаем?

— Да хотя бы пробрались в Букингемский дворец или где там сидит магловское правительство, и наложили империо на того же Черчилля, чтоб открыл второй фронт. У меня, между прочим, очень скоро будет в этом шкурный интерес.

— Не у тебя одного, — буркнул мгновенно помрачневший Колин.

— А это мысль! — оживился Нотт, почувствовавший себя в своей стихии. — Но для начала нам нужно создать тайный союз, как во времена гоблинских войн. И этот союз будет бороться... бороться за...

После нескольких бутылок вина сформулировать, за что он станет бороться, было несколько затруднительно, но идея вызвала всеобщий интерес. Была извлечена очередная бутылка, чтобы подстегнуть процесс размышлений.

— Бороться за свободу, — выручил Нотта Долохов.

— Да. Точно. Свободу от диктата маглов, и Визенгамота, за права человека и демократические реформы — это можно будет уточнить у дяди. Аккуратно, конечно, чтоб он не понял, зачем я спрашиваю. И еще у нас будет тайный шифр, и опознавательные знаки, по которым мы будем отличать своих, и круговая порука, и клятва молчания, и... В общем, это все можно продумать потом, главное — идея. Дядя говорит, что когда он в свое время пытался создать оппозиционную фракцию в Министерстве...

— Давай уже к делу, хватит о политике, — оборвал его Розье.