Игроки

Ирина, будучи женщиной умной, понимала, что самые крепкие браки — это браки вовсе не по любви, а по расчету. Ей каждый день приходилось читать пухлые тома взаимных обид, слез, унижений. Она давно не верила в любовь, но и сама толком не могла бы обозначить свои чувства к мужу. Что это было: привязанность, преданность, верность, невозможность жить, дышать, работать без Генриха? Он был главной составляющей ее жизни. Ирину совершенно не беспокоили мысли о его изменах. Это не имело никакого значения, главное, что он существовал в природе, куда бы он ни уезжал, потом все равно возвращался к ней. Как она себе объясняла: пусть гуляет, зато спит дома на ее диване.

Генрих был нужен, как солнце, воздух, белки, жиры, углеводы. Без него она просто перестала бы существовать и распалась на молекулы и атомы. Все, что она делала, было для него и ради него.

Генрих этого не понимал, а быть может, не хотел понимать, возможно, просто боролся за свою автономию и не хотел быть чьей-то составляющей. Если раньше он мечтал найти свою половинку, которая бы дополняла, заботилась, трепетала, глядя на него, то теперь ему хотелось самому дополнять, заботиться, трепетать. Тогда он вспоминал о сыне.

Артем рос самостоятельным и независимым мальчиком. Он унаследовал упрямство и свободолюбие сразу всех членов семьи и поэтому его подростковый период протекал тяжело.

Родителей без конца вызывали в школу. Генрих не мог пойти, потому что его постоянно не было в Москве. Ирина была вечно занята, бабушек и дедушек не было, помочь было некому, поэтому Артем привык сам отвечать за свои поступки.

Он рос удивительным правдолюбцем и борцом за свободу и независимость всех слабых и униженных. Начитавшись в детстве книг о добрых разбойниках, он себя видел этаким Робин Гудом, отбирающим у богатых и отдающим бедным. Он всегда ратовал за высшую справедливость. Все, что было несправедливо с его точки зрения, было несовместимо с его жизненными понятиями.

Однако, далеко не все разделяли его взгляды. Учителя опускали руки, глядя на его поведение. Он карал и судил всех и вся, невзирая на лица, чины и звания, по собственным законам морали и чести. А если это кому-то не нравилось, то это были уже проблемы другого человека, а не его.

Мальчик незаметно для родителей вырос, превратился в красивого стройного юношу. Этой весной он, как и отец, оканчивал институт военных переводчиков, и перед ним стоял вопрос о дальнейшем распределении и карьере.

Вот по этому поводу Ирина и попросила мужа встретиться с ней в этом маленьком ресторанчике, чтобы обсудить дальнейшие планы сына.

Ирина рассказала Генриху, что Артем отказался от теплого местечка, приготовленного для него заботливой матерью, и попросил не вмешиваться в его дела. Он — взрослый человек и в состоянии принимать самостоятельные решения. Ирина больше всего боялась, что он напишет рапорт с просьбой направить его в зону боевых действий, а это может быть и Чечня, и Афганистан. Ирина просила мужа помочь, повлиять на сына, уговорить его не делать глупостей, не рисковать своей жизнью.

Генрих впервые в жизни испугался, он знал, что творится в этих «горячих точках», что сыну грозит реальная смертельная опасность, и впервые всерьез задумался о том, что его родной и горячо любимый мальчик может погибнуть.

Супруги объединились в борьбе за сына. Они перебирали все возможные варианты и понимали, что выхода нет. Если Артем что-то решил, он это сделает, во что бы то ни стало. Ирина заплакала, это были слезы бессилия. Она предложила: быть может, его женить, это хоть как-то охладит пыл, но Генрих по собственному опыту знал, что это бесполезно. Единственное, что он мог пообещать жене — это держать ситуацию под контролем и узнать в институте, куда же все-таки решил отправиться их сын.

Оба понимали, что отговаривать, просить Артема о чем-либо бесполезно. Он никогда не будет отсиживаться в кустах, если есть возможность отличиться и показать себя героем. Это геройство буквально выплескивалось из него через край.

Генрих заказал еще вина. В зале было полутемно, играла живая музыка. Немолодой музыкант увлеченно импровизировал, сидя за стареньким пианино. Он старательно исполнял различные джазовые мелодии, и музыка из-под рук лилась грустная и неторопливая. Это была сама тоска, переложенная на ноты.

Генрих церемонно пригласил жену на танец. Она удивленно смотрела на мужа, словно он не танцевать ее пригласил, а заниматься чем-то непривычным и неприличным.

Она прижалась к мужу, он обнял ее за талию, и в этот момент оба поняли, как они дороги друг другу. Именно они половинки одного целого. Генрих вдыхал в себя аромат духов Ирины и думал, а кто ей подарил эти духи? Он уже лет пять не дарил ей ничего, кроме денег. Генрих не любил тратить время на поиск подарков, банальные вещи ему дарить не хотелось, а для того, чтобы соригинальничать, надо было иметь время и деньги.