– Их поймали?
– Только двоих, – Гранин скользнул взглядом по макушкам высоких деревьев, – а по камерам установили, что их было пятеро. Эти двое дали показания, что они непосредственного участия в убийстве не принимали, даже якобы пытались остановить остальных. А имен этих остальных они тоже видите ли не знают. Мол, так, случайно земляков встретили.
Некоторое время Гранин молча смотрел на медленно ползущее по небу серое облако, затем опустил голову и уставился себе под ноги.
– И представляете, каким-то чудесным образом им поверили! И это у нас, где вообще редко кому верят.
– Наверное, денег проплатили, – предположил Рокотов.
Гранин лишь пожал плечами.
– Возможно. Им дали всего по два года за хулиганство. А вышли они еще раньше. Вот и все. На этом для них все кончилось, а для меня началось. Ну ничего, через три дня и для меня все кончится. Знаете, – он вновь взглянул на собеседника и Рокотов увидел, что лихорадочный блеск в глаз Гранина погас, – даже если за мной никто не пойдет, это не важно. Важно то, что я, с вашей помощью сделаю этот город немного чище.
– Держите, – Рокотов протянул Гранину карточку, – номер ячейки сорок третий.
Мужчины вновь обменялись крепким рукопожатием, после чего сели в машину. В лесу им делать было больше нечего.
…
Старенькие, растрескавшиеся наушники почти не защищали от оглушительного рева бензотриммера. Анзур знал, что после того, как он закончит выкашивать разросшуюся траву на пустыре, у него еще будет долго звенеть в ушах, а Санат придется разговаривать с ним громче обычного, чтобы он хоть что-нибудь мог расслышать. Триммер был мощный. С широким, острым лезвием, запросто способным скосить не только траву, но и срубить небольшое деревце. И все же, косить было неудобно, трава на пустыре чересчур разрослась. Вообще-то пустырь должны были выкосить еще неделю назад, но Илхом, отвечавший за этот участок, подвернул ногу. О том, чтобы вместо него убирали территорию вокруг дома, он договорился, а вот про пустырь сказать забыл. Так бывает. Бывает, что люди падают, подворачивают, или даже ломают ноги, бывает, что трава растет выше обычного. Такова жизнь, и тут нечему удивляться и не из-за чего расстраиваться или тем более сердиться. Так считал Анзур, а Анзур за почти шестьдесят лет своей жизни повидал многое и к его мнению земляки прислушивались. Однако, приехавший вчера с проверкой мужчина из районной администрации мнением Анзура не поинтересовался. Он сразу же заявил, что заросший травой пустырь – это как чирей на прекрасном лице района, а посему, от него надо незамедлительно избавиться. Анзур и остальные, собравшиеся вокруг проверяющего дворники, ему не возражали, но все же, возможно для того, чтобы придать своим словам дополнительный вес, мужчина сообщил, что, если до завтрашнего вечера работа не будет сделана, то на место стоящим вокруг него людям в оранжевых безрукавках придут другие.
– Вы знаете сколько у меня желающих? – проверяющий обвел притихших дворников гневным взглядом, – вот столько! – он похлопал себя по мясистому загривку, – и даже больше. Так что послезавтра утром буду опять у вас, все проверю. Не сделаете, пеняйте на себя.
Сказав все, что он должен был сказать, проверяющий удалился, оставив после себя легкий приятный запах дорогого парфюма, а оставшиеся люди в безрукавках еще долго спорили, кто пойдет выкашивать пустырь, который должен был косить все еще не оправившийся Илхом. Халим и Улугмурод уже и так поделили на двоих территорию дома, которую обычно подметал Илхом, поэтому идти косить траву они категорически отказались, хотя по мнению Анзура, они вполне бы справились, так как были самые молодые и сильные из всех пятерых присутствующих. Ойжамол поступил некрасиво, сказав, что через два дня улетает назад в Душанбе, и поэтому ему все равно, что скажет послезавтра этот неприятный мужчина с красным лицом и таким же красным галстуком на толстой шее. А ведь он мог бы сделать наоборот, сходить на пустырь, сделать работу перед отъездом и оставить о себе у земляков хорошую память. Ойжамол уже бы прилетел в Таджикистан, а память о нем здесь все еще была бы жива. Люди собирались бы вечером, поговорить, попить зеленого чая и рассказывали бы друг другу о том, какой он молодец этот Ойжамол, взял и выкосил заросший травой пустырь. Но Ойжамол оказался слишком глуп, чтобы понять объяснения своих товарищей, хотя каждый из присутствующих попытался ему объяснить, как надо поступить правильно, а Улугмурод даже отвесил пару затрещин. Все оказалось безрезультатно. Такой вот глупый, а вдобавок упертый человек, как ишак, одним словом. В конечном итоге им пришлось поделить пустырь на двоих с Дельшотом. Анзур лично измерил длину пустыря шагами, затем развернулся и пошел обратно, не дойдя до середины двадцать шагов, он воткнул в землю палку.
– Все что до палки, это моя половина, – объяснил он Дельшоту, – все что после – твоя.