Игроки и жертвы

— Наверное…. Лучше чем ты, — ответила тихо, прислоняясь спиной к косяку в прихожей. — Чай будешь? Поужинаем, когда Илона спуститься.

Кирилл кивнул, чуть расслабившись, и на его лице мелькнула тень благодарности.

— Чай… да, не отказался бы, — тихо сказал он, устало потирая шею.

Я прошла на кухню, включила чайник, и на несколько минут между нами снова установилась тишина, но она уже не была такой тяжёлой. Чувствовалось, что он, как и я, наконец позволил себе немного отдохнуть. Я достала кружки, поставила их на стол, и Кирилл, опустившись на стул, облокотился на столешницу, едва заметно улыбнувшись уголками губ.

Ставя перед ним чашку с чаем я вдруг заметила, что около носа засохли несколько капель крови, а губа выглядела разбитой и слегка опухшей. Внезапная волна противоречивых чувств пронзила меня — жалость, досада, тревога.

— Что с лицом?

— Все в порядке, — хмуро ответил он, отворачиваясь.

Я села рядом с ним и вздохнула, закрывая на несколько секунд глаза.

— Кирилл, если мы хотим выбраться из ловушки, давай попробуем хотя бы говорить.

Кирилл снова взглянул на меня, и в его глазах промелькнуло удивление, смешанное с тем, что могло быть усталой благодарностью. Он отстранился, как будто раздумывал над моими словами.

— Агрессивные переговоры, — ответил он уклончиво. — По объединению штабов.

— Хочешь сказать, — фыркнула я, не удержав усмешки, — это работа моего шефа?

— Его охраны. Да. Мощные ребята.

Кирилл коротко усмехнулся, проводя пальцем по разбитой губе, словно вспоминая недавнюю встречу.

— Что ни говори, за последние сутки я огреб больше, чем за последние десять лет. Видимо — заслуженно, — он чуть потянулся и поморщился. Судя по его позе — досталось не только его лицу.

— Лед прикладывать уже поздно, — помолчав, заметила я, — но можно попробовать.

— Агата, лучше бы ты меня снова шокером ударила, — вдруг с болью сказал Кирилл.

— Даже не надейся, — холодно отозвалась я, доставая из морозилки пакет с замороженными овощами и заворачивая в полотенце. — Держи, приложи к лицу.

Но вместо этого он приложил лед к плечу.

— А с плечом что?

— Лицо они старались не трогать, — усмехнулся он. — Мы ж коллеги, как никак.

— Дурдом… — я снова села напротив него. — Что ты сказал Григорию Владимировичу? О нас?

Кирилл на секунду замолчал, как будто обдумывая, как именно ответить, затем медленно выдохнул:

— Ему — правду. Потом пару минут у нас было…. искупление грехов. А после мы обсудили дальнейшую стратегию.

— Он меня ненавидит… — прошептала я.

— Он тебя уважает…. Ненавидит сейчас он меня.

Кирилл говорил спокойно, но я заметила в его глазах горький блеск. Он убрал лед с плеча, чуть поморщившись, и, глядя куда-то в сторону, добавил:

— Ему сложно принять, что ты оказалась втянутой в это. Ты была для него надежным человеком, который никогда не попадал в подобные ситуации. Ему больно видеть, что твоё имя тянут по этому грязному скандалу, но он понимает, что ты в этом не виновата.

Слова Кирилла прозвучали неожиданно искренне. Это заставило меня на миг замереть, потому что, несмотря на всё пережитое, я ещё не до конца верила, что кто-то мог понять или поддержать меня.

— Он велел передать…. Что ждет тебя на работе. Не смотря ни на что, — Кирилл отпил чай, не глядя на меня и снова поморщился.

— Господи, Кирилл! Ты показал плечо врачу?

— Нет. Переживу.

Я нахмурилась, чувствуя, как раздражение перемешивается с непрошенной заботой.

— Снимай рубашку, Кирилл и дай посмотреть.

— Агата…

— Считай, что хочу насладиться зрелищем, — рыкнула я на него.

Кирилл замер, слегка приподняв бровь, но, видимо, поняв, что спорить бесполезно, начал расстёгивать рубашку. Когда он снял её с плеч, я увидела глубокий синяк, растянувшийся по всей правой стороне — тёмный, болезненный, с ещё свежими следами ушибов. Кожа казалась натянутой, как будто каждый дюйм этого места отдавался болью при малейшем движении. Он, как обычно, сохранял невозмутимость, но его мышцы напряглись, когда я осторожно коснулась синяка.

— Можешь даже стукнуть, — закусив губу, разрешил он.

— Идиот.

— Хуже, Агата.

Много чего мне хотелось сказать ему, но вместо этого, я прижала к его плечу ледяной компресс.

Кирилл резко вздрогнул, когда холод коснулся его кожи, но, несмотря на явный дискомфорт, не отстранился. Я прижала компресс чуть сильнее, и он, кажется, пытался подавить ещё одну усмешку, но это вышло у него неуклюже — больше похоже на болезненную гримасу. Несколько минут мы молча сидели, я прижимала холод к его плечу, чувствуя его напряжение, а он — будто просто терпел, принимая заботу с редким для себя смирением.

Странные это были минуты, я стояла так близко к этому человеку, что чувствовала его дыхание на своих волосах. Но страха больше не было. Злость была, обида была, усталость была, раздражение было. Но страха и отвращения — уже не было. Словно они вышли вместе с физической болью Кирилла, с его смирением, с виной в его глазах.