Усевшись напротив, Гец чиркает глазами по моему запястью, на котором, будто булыжником, красуется подарочный браслет. Напряжение сводит мышцы. Может для них… для них всех это неформальная встреча старых приятелей, но не для меня. Для меня они люди не моего круга, с которыми мне не о чем говорить. Я не знаю, как себя вести, я даже не знаю, как перестать на НЕГО смотреть, поэтому смотрю в меню, пока за столом бьет ключом беседа. И то, что сидящий напротив меня гость почти не принимает в ней участия, заставляет напрягаться еще больше. Его присутствие за столом я чувствую кожей. И хочу слиться с обстановкой, надеясь на то, что о моем присутствии все забудут.
— Местные осьминоги тебе не понравятся, — тихо говорит Алиханов, склонив ко мне голову.
Подняв на него глаза, хочу спросить, зачем он притащил меня сюда, но его прямой и непреклонный взгляд намекает на то, что он не собирается принимать моих претензий. Впервые за все время нашего общения я вдруг понимаю, что до этого он позволял мне думать, будто мы “на равных”, но это не так. Это открытие бросает тень на мое лицо, может быть поэтому его глаза становятся опасно колючими.
Выпрямившись, он достает из внутреннего кармана пиджака звонящий телефон и, извинившись, покидает стол. Следя за тем, как он исчезает из виду, вытираю о колени вспотевшие ладони.
Голос Романа, переложенный на английский, пробирается мне под кожу также, как и завернутый в родной язык. Мне пробирается под кожу тот факт, что в отличии от меня, раскосая американка не чувствует никакого стеснения и напряжения. Ее платье идеально облегает грудь, через тонкую ткань проступают соски, и это настолько же сексуально, насколько и сдержанно, потому что перед ее чертового платья — образец приличий, за исключением того, что на ней нет лифчика. Я не знаю ее имени. Я его прослушала. Вскидываю вверх глаза, когда она вдруг поднимается со стула, собираясь отчалить в “дамскую комнату”. На то, чтобы это понять, моих познаний в английском хватает так же. Весь мой диссонанс превращается в настороженное ожидание, когда мужчина делает то же самое — покидает стол, оставляя меня один на один с мужчиной моих оглушительно идиотских грез.
Решая не прятаться, будто страус, поднимаю голову. Постукивая по столу своими длинными пальцами, он задумчиво смотрит в потолок, будто столетний, черт его дери, мыслитель. Его жилистые руки покрыты загаром, как и его лицо. Где он был, с кем и зачем… меня это не касается, но дышать от этого не становится легче.
Опустив на меня глаза, смотрит так, что выпячиваю вперед подбородок. Оценив мой жест, делает глубокий вдох и все же решает заговорить:
— Лучше сними эту херню со своей руки и верни ему обратно.
Автоматически накрываю ладонью запястье, чувствуя, как закипает в венах кровь. Все дерьмо в моей жизни случалось со мной именно после таких всплесков, но сегодня решаю ни в чем себе не отказывать!
— С чего бы мне это делать? — бросаю холодно, покосившись на квадратную арку за его спиной.
Даже несмотря на то, что его компания самая вожделенная и самая ненавистная для меня на свете, я все равно чувствую проклятое тепло в своей груди. Кроме Романа Геца в этом городе его давала мне только Ксюша.
— Таких, как ты, он съедает на завтрак, — поясняет мой бывший любовник. — Он не для тебя.
— Таких, как я? — уточняю с горечью. — Это каких?
Глядя на меня неподвижно, он сжимает губы и проводит по лицу рукой, выпрямляясь на своем стуле.
— Думаю, ты понимаешь о чем я.
— Нет, — трясу головой, ударяя по столу рукой. — Ни черта я не понимаю! Думаешь, ты что-то обо мне знаешь?! Ты ничего обо мне не знаешь, понял?!
Наблюдая за тем, как тяжелеет его взгляд, сжимаю в кулаки руки. Кровь ударяет по щекам, и я ненавижу себя за эту дремучую несдержанность. Но раз уж я крестьянка, буду ею во всем!
— Спишь с ним? — вдруг меняет он тему, игнорируя мой всплеск.
— А ты с ней? — киваю на свободный стул по его правую руку.
Он молчит, и это больнее, чем удар кулака. Лучше бы я не спрашивала. Лучше бы не делала этого.
— Знаешь… — сиплю, сглотнув. — Мне все равно. Вам, большим мальчикам, нравится думать, что за деньги можно все купить, но это не значит, что все продается.
— Все продается, — жестко говорит он. — Поверь.
— Иди к черту, — хватаю со стола меню, собираясь погрузиться в него по самые уши.
— Советую тебе прислушаться к моим словам, — убедительно повторяет он.
— А я тебе — к своим, — бросаю ему.
— Он не для тебя.
— Я послала тебя к черту.
Оставив меня в покое ровно на полминуты, он вдруг раздраженно сообщает:
— Я знаю о тебе кое-что.
Стараясь дышать ровно, поднимаю на него глаза.
— Размер моего лифчика? — выгибаю брови.
Прижавшись губами к сцепленными в замок кулакам, обводит глазами мое лицо. Думает пару секунд, прежде чем поделиться:
— По-моему, твоему лифчику не помешало бы трехразовое питание.
— Я ему передам, — изображаю фальшивую улыбку.
— Передай еще кое-что, — любезно просит он.
— Обязательно.
— Не забирайся в мышеловки, из который не знаешь, как выбраться.