— Не заставляй показывать тебе средний палец, — рычу, потому что его проклятые намеки бередят мои собственные инстинкты!
Это злит, особенно когда чертов великий умник, подавшись вперед, предупреждает:
— Попробуй показать мне средний палец.
— С удовольствием! — подаюсь вперед в ответ, но отшатываюсь, опустив в меню пылающее лицо, потому что маяча своими идеальными сиськами, на стул рядом с ним опускается совершенная американка, которую я даже не заметила.
Может мне и не помешает трехразовое питание, и это точно произойдет не сегодня. Но глядя в меню, я вижу только гневное лицо господина Геца, и от этого у меня просыпается кое-какой аппетит, так что я, по крайней мере, могу рассчитывать на ужин.
Он выбрал говядину, как и я. Но, в отличии от меня, довольно быстро и безжалостно разделался с ней полностью, отправив в рот пластинку жевательной резинки.
Если бы меня спросили, я бы ответила, что превращать прием пищи во что-то ленивое и праздное — не в его привычках. Кажется, в его рациональной башке такое просто не укладывается. Может быть поэтому во вторую нашу встречу он притащил меня в кафе самообслуживания? Потому что тащиться в ресторан для того, чтобы за секунду проглотить первый попавшийся стейк — бесполезная трата его драгоценного времени?
Я не собиралась прятаться от его глаз, как мышь. Ведь он сидит напротив! И у меня такие же права смотреть на него, как и у всех остальных, вот только они, его глаза, задержались на мне единожды и с единственной целью — продемонстрировать его умение прожигать ими в людях дыры на расстоянии. К своему счастью, я тоже умею кое-что, поэтому своим взглядом посоветовала ему засунуть все его таланты себе же в задницу. Кажется, он все правильно понял, потому что за молчаливыми «советами» ко мне больше не обращался, но это не значит, что я могу просто игнорировать его присутствие.
Его слишком много!
По крайней мере я съела половину, а это уже победа, и запихивание в себя ужина отличное занятие, чтобы отвлечься от журчащей вокруг меня беседы. Отвлечься от нее, просто абстрагироваться от всего происходящего и уйти в себя, поскольку я присутствую за столом в качестве предмета мебели, и эти правила игры безоговорочно приняли все, включая Алиханова, который на время просто забыл о моем существовании.
Блуждая по столу, мои глаза то и дело натыкаясь на чертовски красивые мужские руки, которые небрежно орудуют столовыми приборами, заставляя вспоминать о том, какие они, эти руки, черт возьми, умелые. И то, что мои собственные руки в его ладонях просто тонут. В его ладонях тонули не только мои руки, а также моя грудь, и мою талию он тоже мог ими обхватить, особенно сейчас.
Но когда этот невыносимый ужин подходит к концу, я вдруг понимаю, что все это время в глубокой, невыносимой тайне наслаждалась его присутствием где-то поблизости. Осознание давит на плечи и виски, пока мужчины пожимают друг другу руки, обмениваясь прощаниями.
Оставшись за столом одна, я чувствую себя одной в целом мире.
Сложив под грудью руки, просто наблюдаю, не слыша ничего, кроме тишины внутри себя. И даже когда ловлю на себе один из этих его взглядов, просто отворачиваюсь, глядя на какую-то старинную географическую карту во всю стену этого зала. Чтобы не думать о том, что, возможно сегодня, я в самом деле вижу его в последний раз. Позволить этому осознанию осесть на мозгах — значит позволить слезам проступить на глазах, а я этого не хочу.
— Как насчет вина? — вернувшись на свое место, Алиханов с безмятежным видом рассматривает мое лицо.
— Нет, спасибо, — позволяю ему смотреть и сама смотрю в ответ.
Черты его лица достаточно броские, чтобы не затеряться в толпе. Достаточно мужественные, чтобы не приходилось сомневаться в том, что он мужчина, а не мальчик. Я никогда этого и не забывала.
Мы смотрим друг на друга достаточно долго для того, чтобы мое разболтанное внимание сконцентрировалось на нем хотя бы частично. Поняв, что это произошло, Алиханов кладет подбородок на сплетенные пальцы и выбивает почву из под моих ног совершенно нейтральным голосом:
— Он женится на ней. Если, конечно, не полный дурак.
Наверное, спазм моего горла виден даже невооруженным глазом, потому что, не дожидаясь ответа, он размеренно продолжает:
— Мальчику с периферии без связей здесь выше головы не прыгнуть. У ее отца в Индонезии целая бизнес-империя. Середнячок по их меркам, а по нашим — вне конкуренции.
Сглотнув, смотрю на опустевший арочный проход, за которым в шумной роскоши зала плавают все эти люди. Осмысливая его слова, подношу дрожащую руку к виску, потирая его пальцами.
Почему это больно каждый раз? Когда? Когда я отращу свою толстую шкуру, Чтобы не ломаться каждый раз, когда ОН появляется в моей жизни, а потом из нее исчезает.
— Выходит, — сипло произношу я. — Вы тут все немного проститутки.
Проблеск в его глазах кажется мне зловещим, но это он влез на… мою территорию, а не я на его.
— Проституция, Юля — это когда тебя имеют за деньги, а когда за деньги имеешь ты — это бизнес, — говорит он с усмешкой.
— Бизнес… — повторяю, закрывая глаза.