Игрушка (СИ)

"Э, нет, - подумал Чарнота, - так можно и за борт вывалиться". И только он это подумал, как небольшая волна, катившаяся по палубе с кормы, нагнала его и ударила по ногам как будто чем-то тяжёлым и мягким, да так, что сбила с ног и увлекла по своему ходу в сторону носа судна. Судорожно ухватившись обеими руками за леерную цепь, он не дал воде утянуть его за собой - за борт. Поднявшись на ноги и перебирая руками цепь, он дошёл до трапа, ведущего на баковую палубу, и поднялся на неё. Здесь уже волна не могла достать. Чарнота вымок до нитки, а ещё предстояло отыскать стопор, закрутить его и вернуться в кубрик. Почти на ощупь Чарнота отыскал маховик стопора и попытался его закручивать.

"Так, теперь кручу его по часовой стрелке", - подсказывал сам себе Григорий Лукьянович, стоя на коленях на мокрой палубе. Но вправо маховик никак не удавалось повернуть; влево же он сразу провернулся. "Да неужели якорь-цепь была застопорена? Ну, Наполеон, ну сволочь!", - не переставая ругаться, Чарнота руками нащупал якорь-цепь и вошедший в одно из звеньев язык стопора. "Так и есть, стопор работает!" - в этом Чарнота окончательно убедился, когда ощупью руками прошёл по 112цепи выше стопора и ощутил слабину её. Якорь висел на стопоре, а выше него цепь свободно лежала в пазах брашпиля и затем уходила вниз - в якорный ящик.

Возвращался Чарнота по левому борту, который не заливало водой так, как правый.

Вид у Чарноты был такой, что все, кто был в кубрике, рассмеялись.

"Этот хлюпик хотел меня погубить! Да я его пристрелю, пристрелю этого Наполеончика! - зло подумал о боцмане Чарнота.- Это надо же, какой мстительный, самолюбивый мерзавец!" - никак не мог успокоиться Чарнота уже лёжа в своей постели.

Мерное поскрипывание вращающегося гребного вала и не уменьшающаяся бортовая качка сделали своё дело и Григорий Лукьянович провалился в глубокий сон.

-----------------

На следующий день, после завтрака, Чарнота курил на юте, когда к нему подошёл Виктор и сказал, что им двоим нужно продолжить дело и покрасить фальшборт на баке.

"Где боцман?" - спросил Чарнота.

"Да только что я у него краску получал в его каптерке. Он не доволен, что ты не доложил ему вчера о выполнении задания".

"Я ему доложу, доложу, - со злобной иронией в голосе сказал Чарнота. - Я ему так доложу, что он этот доклад запомнит на всю жизнь".

"А в чём дело?" - каким-то заговорческим тоном, полушепотом поинтересовался Виктор.

113"Стопор был в рабочем состоянии и на баке мне делать было нечего, - ответил Чарнота и добавил после паузы, повысив голос. - Меня вчера чуть за борт ни смыло".

"Странно, - задумчиво произнёс Виктор, - точно помню, что оставил цепь не застопоренной. Боцман же мне и не дал это сделать. Я ещё удивился, а он махнул рукой, что, мол, свободен. Я и ушёл, а боцман остался. Он, видимо, сам и стопор поставил. Странно. Неужели он на такие гадости стал способен?"

Уже работая на баке, Чарнота обдумывал способы мести боцману. Но к вечеру, когда он, придя в кубрик после ужина, достал саквояж и ощупал пакет, предназначенный для передачи товарищам Ганопольского, поостыл. Ненависть к боцману отступила. А когда достал Люськин платочек и приложил его к губам - запах тонких парижских духов и её тела, запах которого тут же преподнесла ему услужливая память; всё это окончательно оттеснило на задворки сознания планы мести.

"Чёрт с ним - пусть живёт эта сволочь. Не рисковать же, в самом деле, всем делом из-за него", - наконец успокоительно подумалось Чарноте. И он, достав из саквояжа немецкую газету, принялся её рассматривать, лёжа в постели.

Однако, последний разговор с боцманом у него всё-таки состоялся.

В Хельсинки, после того как финские пограничники и таможенники ушли с судна и оно встало под разгрузку, Чарнота, завершив своё участие 114в швартовых операциях, стал готовиться к следующему этапу путешествия. Он достал из рундука свой баул и стал перебирать вещи. "Тащить, например, сборник произведений Добролюбова через границу глупо - придётся оставить. Пусть оставленные мной вещи забирает Виктор, - решил Григорий Лукьянович, - В сущности, он хороший русский человек. Ему бы - в Россию, обустраивать свою страну, но рассказывать ему о своих делах я не могу - не могу рисковать этими делами", - так размышлял Чарнота, вынимая и сортируя вещи из баула.

Разобравшись с вещами, Чарнота закрыл рундук и принялся сочинять письмо Виктору, в котором он собирался сообщить ему, что на судно больше не вернётся и что вещи, оставшиеся в рундуке, он отдаёт ему. Когда письмо было написано, Чарнота свернул его и на чистом участке бумаги написал кому оно адресуется. Письмо было написано по-русски, а имя адресата Григорий Лукьянович вывел крупными латинскими буквами "VICTOR".

И только Чарнота справился с этим делом, как в кубрик спустился тот, кому это письмо предназначалось.