Игрушка (СИ)

Запах еды разбудил у Григорий Лукьяновича аппетит. И он, как только соседи закончили есть и убрали за собой со стола все следы трапезы, достал свои припасы. Жареный цыплёнок, пару свежих огурцов, хлеб и бутылка пива - это всё, что лежало в пакете, принесённым официантом по заказу Клары Борисовны. И этого вполне хватило, чтобы подкрепиться, а пиво, выпитое после съеденного, принесло ещё и лёгкое приятное опьянение. Убрав за собой, Чарнота продолжил свои наблюдения из окна. Поезд теперь шёл по лесу. Темнело, но ещё можно было разглядеть буйство зелени, которого на юге к концу лета не увидишь - всё сжигает безжалостное солнце. Но вот поезд замедлил ход, а затем и совсем остановился прямо на лесной опушке. Из-за большой ели вышли два бородатых человека и направились к окну Григория Лукьяновича. 140Чарнота стал всматриваться в их бородатые лица и натужно пытался вспомнить: где он видел этих людей? "Ба, да это же Маркс с Энгельсом! Во французском издании "Манифеста коммунистической партии" я видел их фотографии. Точно, это они! Но каким образом они очутились в финском лесу?" - подумал Чарнота, когда один из них, глядя на него, рукой стал звать Чарноту. Григорий Лукьянович сорвался с места и побежал к выходу.

"Вопросы, на которые при чтении Манифеста, он не мог найти ответы, сейчас будут разрешены", - обрадовался он. В коридоре вагона горой были свалены чьи-то вещи, коробки, чемоданы и Чарноте никак не удавалось через них перебраться к двери, ведущую в тамбур. Тем временем, вагон дёрнулся и за окнами поплыли деревья. Ещё толчок и... открыв глаза, Чарнота увидел своих соседей вновь, как в прошлый раз, на него смотревших. Он понял, что заснул и во сне, видимо, что-нибудь сделал такое, что удивило стариков. Григорий Лукьянович, глядя на попутчиков, виновато улыбнулся, пожал плечами и вышел в коридор вагона.

"Это надо же, как отчётливо я видел этих теоретиков-революционеров", - подумал он, взглянув через стекло в наступившие финские сумерки.

--------------------------

На вокзале в Терийоки его встретил мужчина, по-видимому, по возрасту одногодок с Григорием Лукьяновичем. Выглядел мужчина как типичный русский крестьянин, приехавший в город за покупками; в зипуне, неопределённого цвета, мятой кепчёнке на голове и только тонкие черты 141лица и хорошие хромовые сапоги выдавали его некрестьянское происхождение. Подойдя к Чарноте, мужчина только уточнил новые фамилию, имя, отчество из легенды Ганопольского: "Тёмкин Евстратий Никифорович? - И коротко почти скомандовал: - пойдёмте со мной".

И привёл он Чарноту на конюшню. В отдельных загородках стояли два гнедых жеребца, а в углу - большая охапка сена. На неё мужик Чарноте и указал: "Располагайтесь. Рано утром отправляемся". И ушёл, не сказав больше ни слова. Запах коней, сена живо напомнили Григорию Лукьяновичу его военную бивачную жизнь. Особенно часто приходилось генералу Чарноте вот так - на сене, положив под голову седло, урывать для сна часок-другой, отступая к Крыму под натиском красных.

"Там уж было не до комфорта - лишь бы ноги унести", - это последнее, что подумал Чарнота перед тем, как провалиться в глубокий сон. Видимо, память подсказала его телу образ поведения, как только Чарнота улёгся на сено и накрылся своим, специально развёрнутым для этого, плащом.

----------------------------

Светало, когда в конюшню с шумом вошёл, встречавший вчера Чарноту, мужик.

При определённых условиях человеческий организм во сне чутко улавливает любые посторонние звуки. Так спит хороший солдат в промежутках между боями, когда от того, проснётся он вовремя или нет, зависит его жизнь. Шум, произведённый вошедшим мужиком, мгновенно 142пробудил Чарноту. Поднявшись со своей сенной постели и потянувшись, он спросил:

"Ну, что едем?"

"Пока я запрягаю - перекусите", - сказал мужик, поставив на подоконник кринку с молоком, алюминиевую кружку и положив кусок ржаного хлеба.

"Спасибо, любезный", - произнёс Чарнота, нарочно придавая голосу барские нотки. От его внимания не ускользнуло то неудовольствие, которое явно продемонстрировал мужик, сказав: "Зовите меня Александром".

"Ну, вот и познакомились", - примирительно отозвался Григорий Лукьянович. Мужик вывел из конюшни одного из жеребцов, а Чарнота приступил к завтраку. Выпив две кружки молока и закусив дивно пахнувшим, каким-то образом сохранившим свою свежесть, хлебом, Чарнота, выглянув из конюшни, понял, что при такой погоде его плащ и болотные сапоги будут весьма кстати - моросил мелкий, уже осенний дождь и было прохладно.

Надев плащ поверх сюртука, подняв голенища болотных сапог, Чарнота собрал свои вещи и вышел из конюшни. Невдалеке хлопотал Александр, запрягая гнедого в крестьянскую телегу.

"Вот на каком транспорте я возвращаюсь на родину", - усмехнулся сам себе Григорий Лукъянович. Поставив в телегу саквояж и положив рядом ботинки подошвами вверх, чтобы не намокли, Чарнота подошёл к уже запряжённому коню.

"Осторожно, может укусить", - предупредил Александр.

"Меня не укусит", - ответил Чарнота.