Игрушки для императоров 1. Лестница в небо

Бэль пожала плечами и уткнулась в диванную подушку.

Она плакала. Лана сидела напротив и пыталась понять, что творится в черепной коробке под этой белобрысой шевелюрой, но не могла. Комплексы? Протесты? Против чего? Что за мысли её одолевают, к которым они так и не нашли ключа? Ничего не получалось.

Когда она пришла в себя, Лана сняла с правой руки латную перчатку, разгерметизировала рукав и стащила с запястья электронный браслет.

— На, держи. Ты свободна.

Какое-то время Бэль недоверчиво смотрела на контур управления своим ошейником, затем быстро сграбастала его, нацепила на свою руку и намертво защелкнула. Лана поняла, что бой проигран, пора уходить. Она не смогла. Оставалось последнее слово, последний выстрел, но вряд ли он возымеет успех. Стрельба в пустоту есть стрельба в пустоту.

— Ты понимаешь, что сама подвела к тому, что люди тебе не верят? — спросила она, стараясь говорить спокойно.

Девчонка кивнула.

— Ты останешься одна, Бэль. Одна-одинёшенька, на всём свете. Даже брат с сестрой не понимают тебя, тебе это ни о чём не говорит?

Молчание.

— Завтра нас сменят. Может не завтра, но по прилету домой — точно. И наши дороги больше не пересекутся. Да, нас сошлют куда-нибудь на край света, но в тридцать пять лет в любом случае всё закончится. Хорошей пенсией и перспективами. Ты понимаешь, о чем я? — Вновь кивок. — А тебе придётся жить дальше. В окружении людей, которые тебя не любят и презирают. Потому, что любящих, включая своего Хуанито, ты разгонишь дурным характером. Прощай, Бэль! — Лана встала, закинула винтовку за плечо и медленно пошла вон из комнаты. Оклика, как она надеялась, не последовало.

«Ну что ж, так даже лучше».

В гостиной её встретили четыре обалдевшие напарницы. Она отключила шестой канал и виновато пожала плечами.

— Я попробовала, девочки. Вы видели.

И в гробовом молчании вышла наружу.

Глава 13. Вопросы и ответы

— А об этом нам поведает сеньор Шимановский!

Это были первые слова, которые я услышал на паре. Всё остальное, от начала её и до конца, промчалось мимо. Но, честно говоря, это вообще первая за четыре дня, как я вернулся в школу, фраза, осознанная мною.

— Да, сеньор? — я поднял голову, пытаясь сходу вникнуть в процесс и понять, что от меня требуется. Новый преподаватель, я не знал его имени. Но своей уверенной рожей и холодным блеском глаз он мне не нравился.

— Я говорю, — ехидно улыбался мне мужчина лет сорока — сорока пяти с высоким лбом, острым отталкивающим подбородком и слегка узкими глазами энного поколения полукровки, — на этот вопрос нам осветит сеньор Шимановский. Так, кажется, вас зовут? — он сверился с голограммой журнала. Я кивнул. — На правах человека, знающего всё, а потому позволяющего себе не слушать то, о чём говорят на лекции.

Вот скотина! Прежнему преподу было наплевать, слушают его или нет. Но с другой стороны, действительно, пришёл на занятия — учись, нет — сиди дома. Кто мешает мне приходить в себя, сидя дома?

По ходу дела, корпус оформил мне нечто вроде свободного посещения на период тестирования. Меня не было две недели, но никаких справок и документов за этот период из учебной части не потребовали. Даже если вспомнить свою роль в скандале вокруг ухода старого директора и предположить, что новый боится меня трогать, это ничего не объясняет. Они могли не отчислить, но потребовать отчётность обязаны. То есть, оная уже существует, да такая, что лучше, действительно, меня не трогать.

Иными словами, у меня есть индульгенция на посещение школы, и она мне в данный момент жизненно необходима. Пока не почувствую себя в норме. Вот только не стоит злить преподов, тем более новых, мне им ещё экзамены сдавать. В этом корпус однозначно не поможет.

Меня не трогала не только администрация, в школе все вообще держались подальше. Толстый и его прихвостни обходили стороной, «свои» ребята не доставали, видя, что хожу загруженный. Хуана Карлоса, правда, пришлось мягко, но настойчиво послать, он вроде даже обиделся, но не страшно. А для остальных я и в лучшие времена был представителем Сириуса или Альфы Центавра.

Проблемы возникли только с Эммой, отчего-то решившей, что если уж я вернулся, она может на что-то рассчитывать. Правда, всё быстро разрешилось, стоило мне люто на нее зыркнуть. Уж не знаю, что она в моём взгляде такого узрела, но шарахнулась, как ошпаренная.

То, что изменился, я понял и без Эммы. Более злым стал, что ли, резким. Какая-то пружина внутри меня деформировалась настолько сильно, что прийти в исходное положение никак не может. За две недели ангелочки сделали то, что невозможно сотворить с человеком и за год — я стал старше. Не в плане возраста, а глобально. Старше, злее и сильнее. Я чувствовал свои силы, чувствовал, что перестал быть маленьким бесправным мальчиком, которого все бьют. Теперь я пойду до конца, и, решая свою проблему, не остановлюсь ни перед чем. Я стал зверем, хищником, тигром, окружающие подсознательно чувствовуют его во мне, потому вокруг и образовался вакуум. Но меня это устраивало.