Челюсть у девчонки отвисла, и не только у неё. Действительно, все рвутся стать хранителями, это заветная мечта любой в корпусе. До сего дня. А что, если правда, случится наоборот? Как заставить человека делать то, чего он не хочет, тем более, когда речь идёт о безопасности лица королевской крови?
— Вас расстреляют, — неуверенно подала голос Бэль. — Вас же приставили ко мне, как… Как…
— Как нянек, подтирать тебе нос и задницу, — бросила Лана и кожей ощутила, как вспотели онемевшие от такого поворота девчонки, все, как одна, наблюдающие за сценой по шестому каналу.
Она расслабилась и улыбнулась, совладав, наконец, с эмоциями.
— Девочка, мы были лучшей боевой группой корпуса. Лучшей! И остались бы таковой, не будь рядом некой высокомерной дряни, которой наплевать на окружающих и на их чувства. Ты — дерьмо, Бэль. Дерьмо с завышенной самооценкой. Я считала, что ты можешь измениться, повзрослеть, понять людей, или хотя бы осознать, что люди — не игрушки и дроиды, обслуживающие тебя. Но ты не поняла, к сожалению. Ты и теперь сидишь, распустив нюни, требуешь повышенного внимания, хотя знаешь, что не права, и за что тебя наказали. Но всё ведь должно быть только по-твоему, и не иначе! Так?
Изабелла молчала.
— Не пускают назад на Венеру? Подлые сволочи! Заперли на вилле или в поместье? Не дают выйти в город? Вдвойне! Выполняют преступный приказ папочки? Втройне!
— Бэль, мы — люди! И ничем тебе не обязаны! — выкрикнула вдруг она. Но глядя на бесстрастное лицо собеседницы, сбавила обороты. Некоторые вещи для пущего эффекта нужно говорить тихо, почти шёпотом.
— Это здорово, что ты больше не увидишь своего Хуанито. — Лана хрипло рассмеялась. — Здорово для него. Он для тебя станет такой же игрушкой, как и все. Куколка в твоём кукольном домике. Я рада, счастлива за него, что он не увидит, какая ты дрянь.
Резануло. Бэль онемела от возмущения, не зная, как реагировать. Наконец, собралась и чуть не набросилась, сжимая кулаки от ярости.
— Не смей говорить так! Это не так! Он!.. Он!.. Он!..
— Что «он»? Ну что «он»? Что в нём такого, что избавит его от твоего презрительного отношения?
— Я люблю его, и…
— Что «и»?
Девчонка вздёрнула носик.
— И то! Я буду относиться к нему нормально, потому что он, в отличие от некоторых, нормальный!
— Бэль-Бэль! Какая наивность! Ты действительно так полагаешь?
Она рассмеялась, иронией высвобождая всю накопившуюся негативную энергию.
— Ну, хорошо. Давай разложим всё по полочкам. Я тебе докажу, что ты неправа.
— Ну, давай, попробуем! — фыркнула та. Обстановка, раскалившаяся до предела, немного разрядилась. Голос и движения Изабеллы выражали иронию, но как-то неуверенно. Впрочем, упрямства, чистого, голого, не подкрепленного никакими аргументами, ей не занимать, и Лана прекрасно знала это.
— Скажи, у тебя нормальные родители? — начала она, чувствуя охотничий азарт.
— Они не… — Девчонка растерялась. — Они тут не при ч…
— Я спрашиваю, у тебя нормальные родители или нет?! — повысила Лана голос.
Правильно, пусть только попробует сказать, что нет.
— Может, они не ладят, в разводе, но они — нормальные и умные люди. Особенно отец, который тебя любит и балует. Что, не так?
— Так, — нехотя скривилась Бэль.
— То есть, у тебя нормальные родители, и ты их любишь.
— Да.
— Но при этом постоянно делаешь им подлости. Чтобы позлить, побесить их. И вроде даже не мстишь, не за что. Почему ж так, Изабелла?
Молчание. Лана назидательно покачала головой.
— Они уже устали тебя прикрывать, отмазывать, давить на прессу, чтобы слава о твоих проделках не ушла далеко. Но ты всё равно выкидываешь фокусы, за которые им стыдно. Зачем ты это делаешь?
— Они…
— Да потому что ты — центр вселенной! — Лана вновь сорвалась на крик. — А они не хотят этого признавать.
Лана чувствовала, как разит словами, будто выстрелами, и ей это нравилось. И как тогда, под марсианским Ярославлем, она получала кайф от того, что результат выстрелов непредсказуем.
— Знаешь, что самое смешное? — усмехнулась она. — В отличие от брата ты вменяема. Эдуардо — балбес, которому охота порезвиться, поиграть с огнём, наплевав на всё вокруг. У него зашкаливают юношеские гормоны и отсутствует чувство меры, только и всего. Он лишён принципиальной деструктивной составляющей. Ты же прекрасно отдаёшь отчёт поступкам, осознаёшь, что делаешь больно, но всё равно делаешь.
— Это — родители. А то — Хуанито, — попробовала протестовать подопечная, но наткнулась на ледяной взгляд.
— У Хуанито было мало времени узнать тебя. Готова поставить три годовых жалованья, что его постигнет печальная участь — разочарование в тебе. И от этого не спасёт даже самая сильная на свете любовь.
— Он сбежит от тебя, — продолжила Лана, помолчав. — Да хоть к той же Сильвии! Почему нет? У неё тоже белые волосы, и, в отличие от некоторых, она умеет ценить окружающих.
Бэль передёрнуло. Волчонок внутри Ланы довольно облизнулся — в яблочко!
— Ты разогнала вокруг себя всю охрану, всех, кого к тебе ни приставляли. Сколько групп открепили от тебя, как «психологически несовместимых»?
Молчание.