Игрушки для императоров 1. Лестница в небо

— А ты уверен, что это партия победителей? Как можно быть победителем, поддерживая человека, на которого давят со всех сторон кланы и, если честно, в грош никто не ставит?

Она искоса глянула на меня, ожидая реакции. Глаза её ехидно блестели.

— А может она сама хочет, чтобы кланы так думали? — парировал я. — Как можно быть забитой дурочкой, осознавая, что у тебя под носом в самом центре столицы никому не подвластный и не подотчётный батальон специального назначения, в котором даже новичков готовят на полосах смерти? Три сотни машин убийства, не обременённых моральными принципами и неподсудных правоохранительной системе? Сомневаюсь, что это так.

— Полк, — машинально поправила меня Катарина, не найдясь с ответом, и вновь задумалась. — У нас нет батальонов. Взводы, и сразу полк.

— Пусть полк, — согласился я. — Это что-то меняет?

Молчание. Долгое и напряжённое, которым я воспользовался, чтобы немного вздремнуть.

— М-да, Шимановский, удивил ты меня, — рассмеялась сеньора майор, когда мы подъехали к дому. — Не ожидала. Только имей в виду, до момента, когда ты станешь офицером, можешь не дожить. И не доживёшь, скорее всего, процентов на девяносто девять.

Как знать, но время на раздумья ещё оставалось. Я поднял люк и вылез наружу, взяв курс на собственный подъезд. Утро вечера мудрее.

* * *

За следующий день столько всего произошло! Просто сумасшедший день. В голове после него остался сумбур. Однако по порядку.

Меня вновь отправили на полосы. Первые две я прошёл подряд, без ошибок. На третьей споткнулся, не допрыгнул до объятого пламенем подвешенного кольца. Рассчитан этот модуль на испуг, реально ни один жар за такой короткий срок броню не расплавит, но я именно испугался. Вернулся по зелёной дорожке.

Со второй попытки прошёл. И направился на четвёртую полосу.

Та оказалась гораздо сложнее всех предыдущих вместе взятых. Тренерский штаб смотрел на меня довольный, улыбки до ушей, и я сразу заподозрил пакость.

Немного о дорожках. Когда проходишь их по нарастающей, разницу почти не замечаешь. Модули преград на первых пяти одинаковые, уменьшается лишь интервал времени срабатывания. И тот мешок, что сбил меня на первой, на четвёртой впарывал так, что потом минут пять нужно сидеть и жадно хватать ртом воздух, приходя в себя. Больно, даже сквозь доспех! Всё остальное — по аналогии.

Я делал успехи в самоконтроле, скажи мне кто о них две недели назад, рассмеялся бы. Спокойно вгонял себя в боевой транс, как только пересекал границу гермозатвора. В этот момент звериные инстинкты брали верх над разумом, а сам я старался как можно меньше думать и как можно быстрее двигаться. Любой неверный шаг, и все — la muerte!

На четвертой полосе я застрял. Наверное, это и есть мой предел, я его таки достиг. Нет, в итоге покорил и её, но только попытки с четвёртой, и чувствовал, что это максимум. Но когда донельзя довольный фактом прохождения перёсек финишную черту, «Первая» по внутренней связи огорошила:

— Всё, Хуанито, игры кончились. Теперь будем работать на время.

Я съежился, предчувствуя дурное. Но на время так на время, тренеры здесь они.

— Давай ещё раз. Две минуты на отдых, потом первая установка — десять минут.

Я вздохнул и опустился на пол. Две минуты мало, но выбора нет.

Предчувствия не обманули. То, что последовало, можно охарактеризовать одним словом — цирк. Когда я дошёл до финиша следующий раз (естественно, не с первой попытки), секундомер показывал больше двенадцати минут. Голос «Первой» «подбодрил»:

— Следующая установка — девять с половиной минут.

— Но почему! — вскинулся я. — Я не прошёл и за десять! Зачем ещё уменьшать?

— Так надо, — прозвучал лаконичный ответ.

— А потом будет девять? — ядовито усмехнулся я, пытаясь не сорваться.

— Да. А потом — восемь с половиной, — так же бесстрастно ответил голос. — Не пройдёшь до пяти минут — будешь долго-долго бегать в полной боевой амуниции. После чего попробуем вновь.

Эта живодерка-маньячка не шутила. Хотя прекрасно знала, поставленные ею условия невыполнимы.

Естественно, я ни разу не уложился, хотя вплотную подошел к десяти минутам. Но к тому моменту на это требовалось уже шесть с половиной. Так что пришлось бегать. Бежать два километра по гулким подземельям с грузом в пятьдесят килограмм за спиной — то еще удовольствие! К финишу еле дополз.

Потом был обед, где я силой запихивал в себя дрожащей ложкой какую-то бурду, вроде каши с фруктами, правда, фруктами натуральными, и молился, чтобы день поскорее закончился. Подозреваю, жесткач организовала «Катюша», как я сегодня её окрестил про себя, вкладывая в уменьшительно-ласкательную форму всю свою «благодарность». Ясное дело, чтобы не выпендривался. Задумался. Похоже, последнее ей удалось.

Затем вновь началась каторга на дорожке. Теперь мне сбрасывали по десять секунд, сжалились, и опускали планку не до пяти, а до восьми минут. Но я вновь, ни разу не вложился, хотя отметку в десять минут всё-таки пересёк. Девять-пятьдесят восемь. Но в тот момент надо было её пройти уже за восемь сорок.