Игрушки для императоров 2. Иллюзия выбора

Парень в ответ приподнял голову, насколько позволяли фиксаторы, и открыл мутные-мутные глаза. Старший помощник увидел в них нечто, что не смог позже объяснить словами, и резко отшатнулся назад. Пациент был без сознания, как ему показалось. Он отчётливо, теперь уже все присутствующие разобрали мотив, громко запел:

Не ходи за морскими котиками

Далеко заплывёшь.

Не гуляй в тундре под наркотиками!

Занесёт потом — фиг найдёшь!

Затем снова опал, потеряв сознание, теперь уже окончательно.

Младший помощник растерянно обернулся:

— Сеньор, при чём здесь наркотики? Разве мы давали такой макет?

Виктор Кампос задумчиво затянулся. Парень этот из русского сектора, как и Шимановский, язык знал. Но дать вразумительный ответ на происходящее не мог.

— Я же говорю, он поёт. Просто поёт. Ушёл в себя. Заканчивайте экспериментировать, хватит на сегодня.

— Но мы же ещё не… — попробовал вскинуться старший, но быстро опал. С доном хефе не спорят.

Оба помощника принялись отключать аппаратуру и отсоединять провода. Когда окончили, охранники приподняли бесчувственное тело парнишки и потащили прочь из помещения в расположенную недалеко комнату, оборудованную под камеру. Эксперимент провален, это главная мысль, которую вынесли все присутствовавшие. Если кто-то из них стучит, а дон хефе точно знал, кто-то стучит, даже догадывался, кто именно, для всех это будет так. Сам же дон Виктор достал из внутреннего кармана небольшой блокнотик из древесной бумаги в дорогущем кожаном переплёте и сделал небольшую пометку. Совсем небольшую, всего три слова. Но слова эти требовали того, чтобы обдумать их в спокойной обстановке.

* * *

Проснулся я от яркого света. Не того, что идёт от встроенной в потолок рассеивающей лампы, а направленного концентрированного потока, цель которого ослепить, не дать человеку увидеть того, кто перед ним в данный момент. А заодно почувствовать себя некомфортно. В камере кто-то находился, кто-то из «руководящего эшелона», человек, равный Виктору Кампосу, с чего-то решивший посетить мою скромную обитель.

Охранники приподняли меня и посадили на скамейку, где я, в достаточной степени наделённый удобствами (что понимаешь, только пройдя тюрьму), спокойно отсыпался, впервые за незнамо сколько суток. Да-да, и не надо тыкать в меня пальцами, именно это я и делал, бессовестно дрых. Просто придя в себя, через несколько часов после допроса, вдруг понял, что мне всё равно. Я не хочу знать правых и виноватых, выискивать, кто из них больше лжёт и кто это всё затеял. Мне это в один миг стало неинтересно. Я чувствовал, что дело близится к финалу, и какова бы ни была развязка, она вот-вот наступит. А дальше? Не представляю, что будет дальше. Пока же радовался тому, что меня не били, и большего для счастья не смел желать.

И вот опять. Честно, надоели, как мухи! Мало того, что разбудили, не дали выспаться, так ещё притащили какого-то хмыря на экскурсию, тычут в меня пальцем и слепят глаза. Как к таким людям относиться?

— Тебя же попросили оставить парня в сохранности.

Я невольно прислушался. Это произнес вошедший, и голос его… Властью отдавал голос, привычкой повелевать.

— Это не я, это в гвардии, — отмазался Кампос. Судя по тону, он именно отмазывался.

— Им всё равно. Сделка есть сделка. А вид у мальчишки не товарный.

— Веришь, мне плевать. Жив? Жив. Здоров? Здоров. Эй, ты, как ты там, жив-здоров?

Это уже мне. Я предпочел промолчать. Закрыл глаза, пытаясь обострить слух до предела и уловить мельчайшие оттенки голоса вошедшего сеньора.

— Как видишь, в порядке, — прокомментировал моё молчание хефе. — Я готов к обмену.

— Я уже сказал, завтра. В полдень. И, Виктор, никакого оружия. Нигде, ни у кого. Иначе сделка не состоится.

Сказав последнюю фразу, от которой у меня внутри всё подпрыгнуло, сеньор замолчал. Я почувствовал на себе его оценивающий взгляд, внимательный такой, словно я — греческая статуя, а он хочет купить меня для домашней коллекции. Мне такой взгляд не понравился. Ещё я уловил общий настрой: вошедший человек не сочувствовал мне, не сопереживал. Ему не было на меня плевать, но относился он с чётким негативом. С чем это связано? Где я перешёл ему дорогу, если в жизни никогда не видел? Вопросы, ответы на которые я не знал, и задаваться которыми в данный момент не считал необходимым. Не любит меня? Флаг в руки, я к нему отношусь так же трепетно! А в остальном он знает, где дверь, и скоро в неё выйдет.

Как я понял всё это, сидя с закрытыми глазами и даже не видя лица вошедшего? Не знаю, это врождённое. Я его чувствовал, просто чувствовал. На этот раз мои чувства давали настолько полную картину, что зрение вообще было необязательно. Я чувствовал всех четверых, кто был в камере, но неизвестный сеньор ощущался лучше всего.