Последним словом в строке он записал слово
Трижды перечеркнув его, дон Виктор безжалостно вырвал лист. Раздался щелчок зажигалки, и пламя быстро съело то, что секунду назад было частью блокнота. Ещё несколько секунд, и невесомый пепел опустился на пластикобетонный пол. Не долго думая, сеньор Кампос раздавил носком сапога и его. Чтобы наверняка.
Он — крыса. Важная, крупная, могущая загрызть кого угодно. Но его место — подземелья. Громадные невероятные подземелья этого города, этой планеты. Он выживет при любом раскладе наверху, при любой власти, при любом строе. Потому, что нужен этой власти и способен защититься от неё. Но тот, кто влезает в королевские игры, думает о рокировках на троне и прочих глобальных вещах, перестаёт быть крысой. Тот становится львом, а лев не сможет спрятаться в подземелье в случае чего. Удел льва или царствовать, или быть съеденным другим львом, третьего не дано. Его старый знакомый Диего Альваро уподобился льву, теперь его пепел кружит где-то на просторах Золотой планеты, (3) а за его наследство дерутся мелкие командоры и капитаны, не мечтавшие о таком подарке богов ранее. Он не Мексиканец, он не готов быть съеденным, в этом их принципиальное отличие.
Виктор Кампос завихрил перед глазами козырёк и вызвал из записной книжки, спрятанный в скрытом режиме, номер. Когда на том конце ответили, бегло бросил:
— Мальчишка ценности не представляет. Он — повод для демонстрации силы. Я — объект демонстрации. Мишель выходит из тени, боюсь, у вас и ещё много у кого скоро начнутся проблемы.
На том конце ему что-то ответили, после чего он резко оборвал:
— Это ваши сложности. Мне такое не интересно. Привет сеньору Октавио.
Рассеяв поле перед лицом, дон Кампос с облегчением вздохнул. Он хорошо усвоил главный урок старого Волка — каждый должен знать своё место.
Вновь я во дворе поместья Виктора Кампоса. Я оказался неправ, он притащил меня домой. Хотя чего ему бояться? Кого? Кто нагрянет меня освобождать? Департамент? Гвардия? Смешно. Озера с лебедями отсюда не было видно, но шикарный сад и роскошные клумбы несказанно радовали глаз. Меня уже давно ничего не радовало, а эти синие, голубые, розовые, оранжевые и фиолетовые цветы будили внутри всё самое светлое. Всё будет хорошо.
Меня никто не связывал, не скручивал, не бил. За это я тоже был дону хефе благодарен. Я и так делал всё, что говорят, зачем какие-то тычки и оскорбления? Лишь наручники, магнитные браслеты, «скрашивали» мою радость, но они скорее обозначали факт, что я всё-таки пленник, какой-либо иной функции я в них не видел.
Перед отъездом дон хефе самолично осмотрел меня, убедился, что со мной всё в порядке, кивнул. И только после этого меня затолкали в машину.
Машин было три, наша — последняя. Со мной в салоне лишь двое охранников в униформе из бандитского спецназа и начальник охраны дона. Все трое за дорогу не перекинулись и словом. Молчал и я.
Остановились. Развернулись. Какое-то время снаружи что-то происходило несколько минут, затем поднялся наш люк и по знаку начальника охраны, меня вытащили наружу.
Это оказалась стройка. Мы стояли посреди каркаса большого здания-«колодца». Мы — это три наши машины, поставленные в цепь, и две машины напротив — чёрные роскошные «либертадоры». Те самые, которые выдержат прямое попадание из деструктора.
Перед ними и за ними я насчитал семь вооружённых людей. «Нулевики», «гвардия тётушки Алисы», парни в чёрно-синих лёгких доспехах, глухих шлемах с опущенными забралами и со штурмовыми винтовками в руках. На шевроне каждого красовался золотой орёл Венеры на щите за профилем опущенного вниз меча — герб департамента безопасности. Ясно, и здесь корпус использует «мусорщиков», не унижается до грязной работы. Белым пятном на их фоне выделялась Катарина в парадной форме со всеми знаками различия и золотыми погонами. Без брони, но в этом и не было необходимости, ни у кого из приехавших со мной оружия не было.
Нас было девять человек, включая меня и дона. Кроме него, начальника охраны и моих спутников, все остальные поспешили убраться за машины, хотя, начни гвардейцы стрелять, их это не спасёт. Один из «быков» взял меня сзади в захват, который, как я знал, в случае определённых усилий быстро и безболезненно отправляет к праотцам, а сил у парня хватит. Это было единственное оружие, каким владели бандиты, из-за чего страшно нервничали. Я заметил, как по лбу второго «быка» рядом со мной стекает холодный пот. А ведь это элита, наёмники, самые-самые!
Виктор Кампос не боялся ничего. Он вышел вперёд и обратился к Катюше:
— Я хочу видеть сына.
Та милостиво кивнула и махнула рукой одному из своих бойцов. Раздалось шипение, люк первого «либертадора» поднялся, оттуда вылезли ещё два гвардейца с оружием за спиной. За руки они держали человека, которого мне было неприятно видеть даже при нынешней апатии. Толстого.