Кажется, я задал глупый вопрос. Но она ответила.
— Свидетели. Это наша операция, гвардии не нужно знать про неё ничего. Они — бандиты. Обычные классические бандиты. Их разыскивают за череду подобных ограблений в разных районах города, в том числе с двумя трупами. И этого достаточно, чтоб закрыть дело.
— А если их допросят, может всплыть ваше участие, чего бы вам не хотелось, — усмехнулся я. — Потому ты прикончила их всех, даже тех, кто не угрожал мне. Даже того, что был в отключке.
Девушка кивнула.
— Мы не боимся гвардии. Но огласка ни к чему, нас и без того не любят.
Что тут добавить?
Вокруг шумела улица. Мы выворачивали на всё более и более оживлённые подкупольные магистрали, пока не вышли на одну из главных, ведущую к метро. Пошли уже очень много, но девушка, изредка опасливо оглядываясь, всё равно тащила и тащила меня прочь, хотя я не понимал, почему. Своим поведением, профессиональными оценивающими взглядами, тем, как держала меня за плечо, она походила на телохранителя из дешёвого сетевого сериала, спешащего вывести охраняемый объект из опасной зоны, от этого хотелось смеяться. Слишком явно! Как же я был слеп и глуп в самом начале нашего знакомства?! Как можно было не признать ангела В НЕЙ? Невероятно!
Две машины гвардии проехали мимо, с сиренами и мигалками, как и скорая, но темп мы всё равно не сбавили. Наконец, посчитав, согласно собственным критериям, что вокруг безопасно, она замедлила шаг и отпустила плечо.
— Всё, можно расслабиться. Мы вне зоны.
— Вне зоны чего?
Она не ответила.
— А откуда ты знаешь про четвёртого? — усмехнулся я, почувствовав, что отошел от шока и начинаю анализировать. — И откуда вообще…
— Весь магазин был под контролем, Хуан, — опередила она мой вопрос. — Мы решили не рисковать, перестраховались. Каждая из нас в любой момент слышала отчёт о происходящем. Обо ВСЁМ происходящем, во всех частях здания. Там внутри, кроме меня, было пять человек. ПЯТЬ, Хуан! — выделила она. — Не считая тех, кто следил за операцией снаружи. Тебе ничего не угрожало!
— Тогда почему вы позволили тому ублюдку выстрелить в парня? — Я почувствовал злость. Действительно, если они такие крутые, как проморгали это?
Девушка понимающе кивнула.
— Он стрелял не в тебя. У нас один охраняемый объект, один единственный. Ты поймёшь это позже, когда будешь изучать тактику.
Я аж закашлялся.
— То есть ты уверена, что я… К вам?.. И буду изучать?
Она с истинным Восточным фатализмом пожала плечами.
— Круг Жизни не обманешь. Если тебе суждено сделать это, никуда ты не денешься.
— А если не суждено? — я ядовито усмехнулся, понимая, что это лишь бравада перед самим собой.
— Мы будем разочарованы. И немного опечалены. — Она ободряюще улыбнулась, не уточняя, кто именно эти «мы».
Что мне нравилось в её улыбке, она не была надменной, со скрытым чувством превосходства, как у чёрненькой Оливии, например. Эта девочка, хотя и отдавала отчёт, что круче меня, но никоим образом не стремилась продемонстрировать это. Я бы сказал наоборот, старалась показать равенство между нами. И это подкупало.
— Новое всегда интересно, — закончила она. — У нас бывает очень мало нового. А нового НАСТОЛЬКО!..
Она вздохнула и покачала головой. На это я так же не нашёлся, что сказать.
— Меня зовут не Пенелопа, — начала сеньорита назревший разговор. — Я придумала это имя, когда ты спросил.
Если честно, с момента, как узнал, кто она, чего-то подобного и ожидал. Но мне было всё равно. Однако ей отчего-то нет. Со страдальческим выражением она продолжила:
— Это ложь, я выпустила её во внешний мир, и мир стал хуже. Я раскаиваюсь за это. Мне жаль.
— Не бери в голову. Оно не стоит того. — Я пожал плечами.
— Знаю. Но я так воспитана. Знаю, что это плохо, и мне стыдно.
— Как же тебя зовут на самом деле?
Её губы сжались в две тонкие ниточки.
— Называй меня Маркизой. Просто Маркизой. Так прозвали меня в приюте, и теперь это мой позывной. А настоящее имя назвать не имею права. Извини.
Я вновь усмехнулся, на сей раз про себя. Восточные заморочки, помноженные на заморочки корпуса. И как служба Катарины не отсеяла данную особь? Как позволила служить, принять присягу? Или я чего-то не понимаю?
— Тогда тебе должно быть стыдно не только за это, но и за всё, что ты говорила в принципе. Относительно себя. Это ведь ложь, не правда ли?
Она отрицательно покачала головой.
— Я не соврала. Кроме имени, мне не о чем сожалеть.
Пауза.
— Мой отец действительно вышел из общины. Он смотрел на мир иначе и не ставил религию выше всего остального. Полагал, мы сможем жить в гармонии с латинос, воспитывал нас с сестрой, всем это доказывая. И мне кажется, — она почти перешла на шёпот, — если бы он был жив, позволил бы мне надевать такие юбки…
Мне стало неловко.
— Он умер, да?
— Да. Разгерметизация. Сгорел заживо. А также мать, бабушка и сестра. Тогда погибли многие из нашего района, более двухсот человек. Можешь посмотреть в сетях новости, «происшествие в Авроре» двенадцать лет назад.
— А ты?