Игрушки дома Баллантайн

Океан дышит в лицо холодом и свежестью. Ветер меняет направление – это «Мнемозина» идет на разворот. Не в силах оторваться, Ева смотрит туда, где пульсирует, будто живая, громадная воронка. Пульсирует в ритме ее сердца. Эвелин делает шаг от ограждений, встает на цыпочки и начинает кружиться, раскинув руки. Звуки неизвестных ей Имен срываются с губ, летят, подхваченные ветром. Океан жадно впитывает их, вращение водоворота ускоряется. Из самого центра воронки взметается ввысь водяной протуберанец.

«Иди ко мне, – поет Эвелин на языке, понятном только ей. – Иди, я здесь».

В капитанской рубке близнецы рисуют что-то в судовом журнале, плача и вырывая друг у друга карандаш. Грифель ломается, и Уильям изо всех сил старается начертить что-то маленьким кусочком графита, пока Сибил мечется в поисках другого карандаша. Их никто не видит, каждый на «Мнемозине» занят своим делом. Флагман имперского воздушного флота возвращается в Нью-Кройдон на максимально возможной для его двигателей скорости.

– Ну хватит уже, поглядите на меня оба! – командует Ева и улыбается – чересчур радостно и искусственно. – Чего вы так испугались?

Близнецы одновременно качают головами и утыкаются в тарелки с ужином. Ева пожимает плечами.

– Как маленькие, честно. Мне неудобно было перед командой, когда мои тринадцатилетние брат с сестрой в рев ударились. Вы что – никогда не видели водоворота? Вы же летели над Атлантикой, там полно такого.

– Мы ничего похожего не видели, – глядя в пол, робко отвечает Уильям. – И это не повод высмеивать нас перед всеми.

Эвелин усмехается, отмахивается от брата:

– Ерунда. Не надо было паниковать. Алан же вам сказал, что нет ничего страшного. Чудовищ не существует.

Сибил отправляет в рот мидию, запивает водой из хрустального бокала.

– Ты правда считаешь, что нам с Уильямом почудился глубинный монстр? – тихо спрашивает она.

– Я уверена, Сибил. Это оптический эффект над глубоким местом. Преломление лучей солнца над водоворотом. Сработало так, что воронка показалась огромной.

– А корабли? – отрывается от еды Уильям.

Ева фыркает, делает круглые глаза. Опирается локтями на стол и насмешливо спрашивает:

– А ты их сам видел?

Уильям теряется, беспомощно смотрит на Сибил. Та молча жует, но по ее виду понятно, что она растеряна и сбита с толку.

– Глупыши, Коппер вас разыграл, чтобы долго не летать. А вы поверили, – смеется Ева и примирительно добавляет: – Я сама почти поверила.

Близнецы краснеют, потом бледнеют, обмениваются взглядами. Голубые глаза наполняются слезами.

– Эй, ну вы чего? – удивляется Эвелин. – Да, плохая была шутка. Но нам ничего не угрожает. Доедайте мидий, сейчас принесут еще фруктов и десерт.

Сибил обводит растерянным взглядом зал ресторана, смотрит на спокойно трапезничающих людей, на тяжелые хрустальные люстры под потолком, снова на Эвелин.

– Ева, а почему Алан сейчас не с нами? – спрашивает она. – Если все хорошо, то почему он остался на «Мнемозине», а не пошел с нами праздновать?

– У нас все же день рождения, – тяжело вздыхает Уильям.

Ева с трудом заминает тему, обещая, что Алан вернется, как только сможет. Она улыбается, болтает без умолку, шутит, тискает близнецов. Постепенно они успокаиваются и приходят в свое обычное настроение. К окончанию праздничного ужина они смеются втроем, старшая сестра делает из салфетки и горстки ягод маленького голема и заставляет его танцевать на тарелке Уильяма.

На улице сгущаются сумерки, один за другим зажигаются фонари. Официант приоткрывает окно, и в душное помещение начинает просачиваться вечерняя прохлада. Ева прислушивается к доносящимся снаружи звукам музыки, оживляется, подмигивает младшим:

– А пойдемте наружу? Там целый город празднует ваш день рождения, представляете?

– День независимости же… – неуверенно тянут близнецы.

– Ничего подобного! Мы-то с вами знаем, в чью честь гулянья! Доедайте мороженое и пошли. У меня есть отличная идея.

Ева выходит в уборную, младшие провожают ее удивленными взглядами.

– Утром она была злая, а теперь, смотри… – шепотом говорит Сибил.

– Может, голова болела? – предполагает брат.

– Наверное. Знаешь…

– Знаю. Я тоже не хочу на карнавал. Домой бы.

Уильям протягивает руку, и сестра льнет к его ладони.

– Ты веришь, что мы могли ошибиться? – спрашивает девочка.

Брат пожимает плечами.

– Могли. Правда, раньше не ошибались же. Но раз Ева так спокойна…

Сибил отодвигает стул, подходит к брату, встает на цыпочки, обнимает его и целует в макушку.

– Я ее теперь боюсь. Она же тебя ударила.

Взгляд мальчишки становится по-взрослому острым и суровым. Он тихо вздыхает, смотрит в сторону открытого окна. Колышется легкая занавеска, ветер пахнет океаном.

– Будет дождь, – одними губами говорит Уильям.

Сестра лишь крепче обнимает его и тихо мурлычет. Она знает, что это успокаивает ее вторую половинку. Ее пугает неуверенность на лице Уильяма, и она старается поправить ситуацию, как может.

Возвращается Эвелин, подзывает официанта, расплачивается по счету.

– Ну что, блондинчики, идем?