Игрушки дома Баллантайн

Он уходит, ощущая прямой спиной взгляды. «Когда-нибудь они меня сожрут. Но не сегодня, – думает генерал. – Вернем в Нью-Кройдон порядок – и будь что будет». Освещение в бункере мигает. Раттлер сворачивает в неприметный боковой коридор, открывает дверь.

– Элеонор, это я, – говорит он негромко. – Как она?

Седая женщина привстает с жесткой койки. В полумраке сложно разглядеть выражение лица, но сэр Уильям точно знает, как устала его жена.

– Она спит, Уилл. Ей уже легче.

Генерал склоняется над Долорес, лежащей рядом с матерью. В тусклом свете девушка выглядит мертвой. Раттлер гонит прочь дурные мысли и слегка касается щеки дочери. Густые ресницы чуть вздрагивают, и генерал прячет улыбку. Спит. Действительно спит.

– Сюда радиосигнал не проходит. Не буди ее, дорогая. Когда проснется – наблюдай внимательно. Наручники пока не снимай. Попроси кого-нибудь перестегнуть, если Ло покажет, что руки устали. Но только в присутствии вооруженного человека, запомни! Возьми ключ.

– Куда ты сейчас? – бесцветным голосом спрашивает Элеонор, укладываясь на плоскую подушку.

– В центр, с патрулем. Я не могу здесь сидеть, прости.

– Уилл, там опасно!

– Прекрати. Пока на карте жизнь моей семьи и судьба моего родного города, я не собираюсь отдавать команды по телефону. Я нужен там. Береги Ло. Ни в коем случае не выходите на поверхность.

Он целует жену в висок и почти бегом спешит к ожидающему бронемобилю. Джефферсон и Хиггс уже в машине, оба в кирасах и касках. Полковник сжимает карабин, адъютант монотонно бубнит молитву. Раттлер облачается в бронежилет, принимает у лейтенанта оружие и садится на переднее сиденье рядом с шофером.

– Хиггс, где ваши кадеты? – спрашивает он, обернувшись. – Едем туда.

Город горит. Над домами стелется едкий жирный дым, видимость из кабины бронемашины сильно ограниченна.

– Следующий поворот направо, – напоминает полковник Хиггс.

Автомобиль проезжает еще сто ярдов и останавливается. Раттлер видит разбитый вагон монорельса, лежащий поперек дороги.

– Почему стоим? – подает голос полковник.

– Сэр, дальше мы не проедем, – отвечает водитель. – Дорога завалена.

– Хиггс, далеко до места? – не оборачиваясь, спрашивает главнокомандующий.

– Двадцать человек я отослал в городской архив, семьдесят – в доки. Еще человек десять-пятнадцать на вокзале.

– Вокзал в нескольких минутах ходьбы. До архива – минут сорок. До доков – в лучшем случае два часа пешком, – вслух прикидывает адъютант.

Раттлер открывает дверь, выпрыгивает из машины на мостовую.

– Пошли, – бросает он коротко.

– Сэр, это слишком опасно! Нас всего четверо! – протестующе кричит Хиггс.

– Не орите. У перерожденных прекрасный слух, – язвительно отвечает генерал. – И поторопитесь, полковник. Или останетесь здесь один.

«Наши преимущества: мы вооружены карабинами. Их преимущество – возможность нападения из засады, – думает Раттлер, осматриваясь и прислушиваясь. – Хотя вряд ли они будут устраивать засаду. Они пойдут туда, где люди. Цель сенатора – максимальное число жертв среди населения. Бо́льшая часть полицейских – перерожденные. Значит, все же и они вооружены хорошо».

Вчетвером они идут посередине улицы, прислушиваясь к малейшему шороху. Раттлер останавливается возле распростертых на мостовой тел, осматривает повреждения.

– Задушена. Убит ударом в затылок. Сломана шея, – комментирует он негромко. – Выброшена из окна. Здесь снова тупая травма. Смерть их наступила больше двенадцати часов назад, господа. И перерожденных, которые это сделали, здесь нет. Мертвецы им не нужны. Они там, где живые.

Куклы обнаруживаются за следующим поворотом. Двое мужчин-грузчиков и женщина в платье с рваным подолом пытаются тяжелым сундуком выбить дверь в подвал. Раттлер и Джефферсон стреляют, тщательно прицелившись из-за угла дома, женщина и один из мужчин падают, второй пытается убежать, но его догоняет пуля полковника.

– Наверняка их больше, – шепчет адъютант.

– Вряд ли, – возражает Хиггс.

Раттлер подходит к перерожденным. Одному из мужчин пуля разнесла череп, у женщины разворочена грудная клетка. Подстреленная полковником кукла едва заметно вздрагивает, и генерал добивает ее выстрелом в упор. Джефферсон стучит в дверь подвала:

– Есть кто живой?

– Оставьте их, адъютант. Мы не за ними пришли, – говорит Раттлер.

До вокзала они добираются спокойно. Выжившие попрятались, мертвецы лежат, обратив к небу остекленевшие глаза. На перекрестке Раттлеру со товарищи встречается патруль.

– Почему так тихо? – спрашивает полковник. – Где чертовы куклы?

– Сэр, чертовы куклы смещаются в сторону Лайон-стрит, – отвечает сержант лет сорока. – На периферии попадаются одиночки или маленькие группы. Основная масса сосредоточивается…

– Возле особняка Баллантайна, – мрачно завершает за него Раттлер.

– Да, господин главнокомандующий, – кивает сержант.

– Сколько их там уже?

– Около четырех тысяч, сэр. Хорошо вооружены. На приказы разойтись не реагируют, но и не нападают.

– Естественно. Наши основные силы сейчас там?

– Так точно, господин главнокомандующий. Наш полк старается перекрыть противнику подступы к Лайон-стрит, но…