Игры без чести

Казалось бы, такая мелочь заставила Людмилу ощутить, как уходит земля из-под ног и как все, идеально выстроенное, начинает потихоньку выходить из-под контроля. Что-то неправильное было в этом сообщении, в том, как ее исподтишка, не церемонясь, ставили перед фактом. Людмила позвонила Вадику в приемную и спросила, свободен ли он, секретарь ответила, что сейчас он на встрече, будет к половине второго. Людмила сидела у окна, напряженно глядя то на часы, то вниз (вся стена, у которой находилось ее рабочее место, было сплошным окном с голубоватым тонированным стеклом), и внизу открывался прекрасный вид на стоянку (а Вадик имел обыкновение парковать машину где-то на улице, поближе к выходу, часто заехав колесом на тротуар прямо под знаком «Остановка запрещена»). Едва он приехал, Людмила не спеша вышла в коридор, мимо общей кухни, которую они делили между двумя офисами, и в светлом серебристом пространстве возле лифта удачно перехватила Вадика.

— Ты сейчас не очень занят? Нужно поговорить.

Он окинул ее улыбчивым взглядом, пропуская вперед.

— Нет-нет, заходи прямо сейчас.

Вадик сказал, что закрытые семинары — это «полный отвал башки», и сидел перед ней на втором гостевом кресле, сильно подавшись вперед, так что их ноги почти касались, смотрел на нее внимательно, оценивающе, с некоторым триумфом. Весть о приглашении Людмилы на закрытый семинар будто заставила Вадика взглянуть на нее с какого-то иного ракурса, словно он и раньше предполагал, что в Людмиле есть что-то особенное, и теперь ликовал, обнаружив столь серьезное подтверждение своим догадкам.

— Ну, смотри, Люд, — казалось, он стал общаться с ней на равных, — там сценарий совершенно непредсказуемый, они будут развивать в тебе именно те качества, которые сейчас у тебя невостребованы. Я знаю, что кого-то отправляли раздавать бесплатные листовки в метро, супербарышень заставляли работать официантками, наиболее часто применяемая практика — это работа в отделении детской онкологии.

Людмила отшатнулась, прокручивая в уме свое, много лет назад установившееся отношение к проблеме потенциальной благотворительности и детской онкологии в частности. Ее взгляды были весьма резкими и прагматичными на этот счет.

— Не думаю, что мне это будет интересно.

— Люд, никто не знает, что тебе там предложат, но в любом случае тебе это даст так много, как… вот скажи, какой был самый важный момент в твоей осмысленной жизни, ну, если говорить в разрезе последних пятнадцати лет?

— Рождение детей, конечно.

— Вот, а теперь представь что-то такое же важное, только совсем из противоположной области. Такое, что, как материнство, перекроило бы твое мироощущение.

Она улыбнулась и пожала плечами, оставаясь сидеть ровно и глядя теперь на Вадика немного сверху вниз.

— Мне трудно такое представить. Ну, как бы там ни было, они мне прислали эсэмэску, номер, с которого отправляли, отключен, не пойму, зачем такая конспирация? Наверное, для внушительности и загадочности.

Вадик восторженно улыбался и кивал, не сводя с нее глаз.

— Да, они там такое любят. Ты следи за знаками.

— За чем следить? — она встала, с легкой улыбкой оглянувшись на него через плечо.

Вадик говорил очень серьезно.

— За знаками, там все построено на знаках, окружающих тебя, важно присматриваться к мелочам.

Она кивнула и, махнув рукой на прощание, вышла. Вадик распрямился в кресле, вытянув ноги и заложив руки за голову, проводил Людмилу улыбкой.

Припарковавшись на тротуаре у дома номер шестнадцать по Рогнединской улице, Людмила находилась не в лучшем настроении, было откровенно жаль пропущенный класс по пилатесу, куда она только-только записалась с еще одной сотрудницей, и вообще вся эта затея с дополнительными тренингами восторга не вызывала. В Пуща-Водице все было увлекательно, но не более. Использовались избитые приемы искусственного нагнетания позитивности, коучинг, игры Берна, упражнения на развитие тим-билдинга — по сути, ничего революционного. Куда интереснее было по вечерам болтать с Вадиком у него в номере. Трудно предположить, как что-то со стороны может настолько расшатать ее крепкое, миллионы раз просчитанное, гармоничное мировоззрение, чтобы сделаться переживанием, по интенсивности и overall impact не уступающим родам. Остановившись перед дверью в парадное с кодовым замком, Людмила вспомнила, что в эсэмэске было слово code и телефонный номер с иксами. На 18 заканчивался домашний номер ее матери.