Игры Боэтии (СИ)

— Его зовут Одавинг, — сказал Тор. — Одавинг, познакомься, это Рингилл. А вот это — Тони. Не ешь его, он невкусный. Будешь потом страдать брюхом, опозоришься перед альтмерами.

Огромные крылья цвета запекшейся крови с черными прожилками развернулись и сложились, обдав людей прохладным ветерком.

Дракон по имени Одавинг восседал на груде камней, изогнув длинную шею. Тяжелая, вытянутая морда летучего ящера слегка покачивалась над вечно взъерошенной головой Тора. Кончики клыкастой пасти слегка приподнимались, отчего казалось, что дракон сдержанно и ехидно ухмыляется речам нордлинга. Глаза у дракона были золотистыми в мелкую синюю крапинку, чешуя переливалась оттенками багрянца и зелени, а длинные черные когти без труда оставляли глубокие царапины на вековом граните.

Зверь был прекрасен и устрашающ. Его появление среди белого дня в Солитьюде неизбежно привело бы к панике и попыткам прикончить крылатое создание. Поэтому встреча людей и ящера произошла здесь, в сосновой роще, что располагалась в паре лиг от города. Дракон явился на зов Тора — не сразу, конечно, а спустя несколько часов после того, как нордлинг громогласно выкрикнул в низкое небо свой призыв. Поначалу Тони не верил, что дракон откликнется и прилетит, но заткнулся, углядев под вечер среди облаков быстро приближающуюся и растущую точку. Описав над поляной круг, зверь мягко опустился на четыре лапы, взметнув вокруг себя облако снежной пыли и неспешно огляделся. Тони показалось, что дракон и впрямь был рад видеть вышедшего ему навстречу Тора. А еще — что летающий ящер и нордлинг отлично понимают друг друга, пускай дракон и не произнес ни единого слова, отвечая на все человеческие речи глухим утробным ворчанием.

— Он разумеет любое из наречий, человечьих или эльфийских, — Тор слегка замялся, но счел нужным предупредить: — Только не пытайся зачаровать его, чтобы вынудить служить альтмерам. Ничего не выйдет, точно тебе говорю. Зато его племя оскорбится. Догадываешься, что начинает твориться, когда драконы обижаются? Так вот, Одавинг согласен доставить тебя, куда скажешь. Хоть на Саммерсет, хоть в Акавир. Но потом ты тихо-мирно слезешь, а он улетит.

— Понимаю, — кивнул альтмер. — Благородный дракон не чета ездовой кляче.

— Вот и славно, — Тор поднял руку, слегка огладив чешуйчатую бахрому на нижней челюсти дракона. — Ну, попутных вам ветров. Одавинг, еще свидимся. Тони... — нордлинг протянул широкую, как доска, ладонь, — удачи тебе в поисках и дорогах.

Он развернулся и зашагал прочь, весомо и твердо ступая по породившей его каменистой и снежной земле. На опушке леса Тор прошел мимо двух привязанных к дереву коней, впряженных в крепкий, ладный возок на широких лыжных полозьях, и мимоходом потрепал заскучавшим животным гривы. К наступлению ночи Тор доберется до барбикена Нижних ворот Солитьюда и вступит на улицы засыпающего города. Тор Довакин, ставший правой рукой императора. Тор по прозвищу Медвежий Коготь, человек, воистину умеющий хранить секреты.

— Зря ты так, — проворчал Тони, глядя вслед удаляющемуся нордлингу. — Мог бы сделать вид, что согласен. Все бы остались довольны. Такой красивый жест, как раз для летописей и романов: Последний Мститель благородно совершает первый шаг к перемирию с людьми.

— Ты сам не раз повторял: я всегда буду стоять под стягом Талмора, — сухо откликнулся Рингилл. — Красивые жесты — не мой конек. Императору не составит труда отыскать другого посредника Старшей крови, более покладистого и гибкого, чем я. Готов поспорить, среди меров вспыхнет целое сражение за право быть императорским посланцем. Но я — это я. Я не меняю своих воззрений лишь потому, что человеческий император нехотя сделал одолжение и попросил прощения за сожженный Алинор.

Тони сокрушенно вздохнул и снова закашлялся, торопливо прижимая ко рту чистую тряпку. На желтоватой ткани расплылось несколько кровавых пятнышек. За несколько минувших дней болезнь усилилась. Теперь он уже не сомневался: дело в кристальных лепестках Розы Сангвина, столько лет живших рядом с его сердцем. Роза погибла, и лепестки пропали. Зато вернулась позабытая детская хворь, напоминая о себе участившимся сердцебиением, дрожащими руками и резями в сердце.

— Я и так пошел против собственной воли, — напомнил альтмер. — Дал публичную клятву прекратить убийства среди людей... лишь потому, что кое-кто из вас доказал свое право на жизнь.