Игры Богов. Любовь, Ненависть и Месть

Острая игла больно кольнула его холодное сердце и странное предчувствие беды наполнило его нутро.

–Говори, – вмиг пересохшим горлом тихо приказал Теймур.

–Я только на миг отошёл, – запинаясь, не отрывая тело от земли, забормотал воин, – а её – уже нет. С рабыней ушла, в степь, сказали часовые. С какой такой рабыней, спрашиваю. Ну, говорят, высокая такая, здоровая. А я что – то и не припомню такую.

–Короче говори, – замирающим от странного предчувствия голосом прошептал каюм и пнул ногой в живот лежащего тургара.

– Ну, я следом. Вижу, да, на конях, двое. Я догонять. Мол, как же, без охраны -то? А тут она и лежит.

–Лежит?– не понял Теймур, но внутренний голос уже шептал ему ответ на этот вопрос и он застывшими глазами посмотрел на распластавшегося у его ног воина: «Лежит? Почему? Здесь? Или?» – и, перешагнув через дрыгающееся в рыданиях тело, подошёл к юрте и дрожащей рукой откинул полог.

– Ну, она, Ханым- баши, – еле слышно ответил ему в спину стражник и, уткнувшись лицом в пыль, застонал, – виноват я, каюм, не углядел. Любую кару приму.

На цветастом покрывале лежала Хайна.

Такая – тихая.

Лёгкая улыбка застыла на её сочных губах.

Длинные чёрные ресницы, кажется, сейчас взмахнут и откроют небесно-голубые глаза.

«Спит. Испугал кто? Узнаю, кто, убью, задушу своими руками», – облегчённо подумал Теймур и, тихо подойдя, присел рядом и взял её за руку.

Мертвенный холод обдал его горячую ладонь и мужчина, испуганно отдёрнув руку, посмотрел на любимую.

Только сейчас, вблизи, он увидел расползшееся мокрое пятно на её груди, распустившееся алым цветком на красной шёлковой рубахе.

Что?

Нет!

Это просто разлитое вино!

Трепещущей рукой каюм потянулся к нему и на мгновенье так и замер с поднятой рукой, понимая и, в то же время, не желая принимать страшную правду.

Нет.

Сейчас она откроет глаза.

Сядет.

Покорно посмотрит на него.

Столько лет прошло?

Почему она до сих пор не смогла простить и полюбить его?

Ведь он так много сделал. Вся степь была в его власти. И даже народ, так боящийся его в начале пути, теперь уважал и боготворил его.

Нет, конечно, и боялся тоже. Боялся его строгости, дисциплины.

Но как же без этого?

Разве мог он достигнуть всего этого, не держа руку крепким кулаком?

Только так, жёстко поддерживая налаженный порядок, можно сохранить власть.

Он сдержал своё слово, данное степнякам.

Ни одного из них он не покарал просто так, ради мести или забавы.

Все, казнённые им, этого заслуживали: кто за трусость, кто за бесчинство к соплеменникам.

Но, с другой стороны, и награды для лучших из его когана, были достойными. Если ты хороший воин, то ждут тебя чины и богатство.

Да, в начале пути ему пришлось пожертвовать многими достойными людьми. Но все они были, так или иначе, против него самого и против его планов. И народ в то время был на их стороне. Разве мог он позволить тем ничтожным в своей власти людишкам отнять у него мечту?

Хайна.

Теймур понимал, что всё, что удерживало её около него, это сначала любовь к матери и брату, а потом, после того, как старуха умерла, а Алгаш вступил в ряды его воинов, их сын.

Пусть он и не был плодом их любви, но она выносила его под своей грудью и, как и любая женщина, любила своё чадо не меньше, чем отец.

И он, их сын, любил мать не меньше, чем его отец.

Лёгким движением Теймур коснулся груди женщины и почувствовал на своих пальцах вязкую, так хорошо знакомую ему массу.

Освещаемый тусклым светом лампады, Дохлый, аккуратно расставляет разбросанные по трюму тюки и бочки и недовольно ворчит::

–То – же мне, нашли мальчика на побегушках! Дохлый, туда, Дохлый, сюда! Сделай то, сделай это! Затем, что ли, в море пошёл? Рыбачил бы себе да рыбачил. Думал, вот, в разных странах побываю, диковинки всякие посмотрю…

Вздохнув, он присаживается на край деревянного короба и, поставив перед собой амфору с изображёнными на ней обнажёнными девами, продолжает вещать:

–А на деле что? На берег сойти и то путём не дали. Говорят, молод ещё, опыта нет. Да и драчливый. Натворю что, потом расхлёбывай. А я что? Я смирный! Меня не тронь и я не буду.

Задумываясь, он с силой сжимает жилистые руки и смотрит на них:

–И этот, то – же мне, устроил петушиные бои всем на смех. Я то что, думал, по всем правилам, как на большом базаре. А это что? Поржать, да и только! Э-эх, – вздыхает он, – кулаки чешутся. Подраться бы! Что б по-настоящему, по-мужски. Да не с кем. Боцман узнает, семь шкур спустит.

Услышав тихий шорох у стены, мужчина замолкает и тут же, погрозив в сторону пальцем, предупреждает:

–Э, нет! Не обманешь! Кис-кис, рыжик, выходи!

И, взяв лампу, в наклон идёт на звуки:

– Киса, киса, кис-с! Иди, маленький, я тебя не обижу! Кис- кис!

Из-за бочки мелькнул рыжий хвост и, подойдя ближе, Дохлый заглянул за неё, осветив высоко поднятой лампой лежащего без сознания мужчину, о ноги которого тёрся рыжий негодник.

–Эй, – позвал его балт, – как тебя там? Ты чего? Жив или как?

Не услышав ответ, мужчина обошёл бочонки и приложил ухо к груди незнакомца.

– Вроде жив. Ты того, не умирай. Погодь маленько. Я сейчас!

Глава 16