Игры Богов. Любовь, Ненависть и Месть

Два туземца направляются к клетке, и Немой, замерев от страха, закрывает глаза и молится всем известным и не известным ему богам: «Хоть бы не Дохлый, только не его». И, наверное, боги услышали его немые мольбы, потому что, открыв глаза, мужчина видит, как двое дикарей тащат неизвестного ему, сильно упирающегося, крепкого пленника, того самого, который вместе с его другом делал безрезультатные попытки к бегству.

–Кто тот великий воин, пленивший неверного?-Обращается Шаман к племени и один из туземцев невысокого худощавого телосложения (Немой даже усомнился, точно ли он смог пленить того крепыша), горделиво выпятив грудь поднимается и подходит к нему.

–Прими душу врага твоего! – Протягивает Шаман дикарю остро наточенный каменный нож:

– Да будет она верным стражем дому твоему!

–Нет! Пустите мен! Вы, дикое отрепье!– Кричит пленник, стараясь вырваться из крепких рук туземцев, но один из них бьёт его своей ногой под колени и мужчина падает на землю.

Наслаждаясь собственным превосходством, дикарь поднимает голову пленника за волосы, вытянув его шею и, приставив к горлу нож, надавливает на него.

Острый конец медленно входит в мягкую плоть дрыгающегося человека по самую рукоятку и режущим движением ведёт в сторону. Тоненький ручеёк багровой крови, показавшийся из раны, мощным ручьём брызжет во все стороны под мощным движением руки и вскоре голова несчастного, отделённая от его тела, повисает в победоносно вытянутой руке туземца.

– У-у-у-у! А-а!– Трясут дикари кистями рук и внезапно замолкают.

И Немой видит, как со стороны моря над скалой показывается огромная волна, которая, поднимаясь всё выше и выше, принимает очертания невообразимо огромной женщины с растрёпанными волосами и свирепо улыбающимся лицом. Наклоняясь своим гибким телом к земле ниже и ниже, она приближает свою голову к Шаману, к дикарям и, внимательно оглядев каждого из них, высовывает изо рта длинный пенистый язык, которым проводит по очарованной ею толпе. Капли солёной воды стекают по их довольным лицам, обласканным морской богиней, а дева, подняв узким языком обезглавленное тело, резко подбрасывает его вверх. Перевернувшись несколько раз в воздухе, оно падает в её широко открытый рот и скрывается в морской пучине.

Поднимающееся над горизонтом солнце осветило чернеющие головёшки деревянных построек и каменных стен. Запах гари и остатки дыма ночного пожарища медленно расползались по песчаным дюнам, растворяясь в утренней синеве.

Десятки катапульт, чернея на розовеющем небосклоне, словно наслаждаясь творение рук своих, смотрели своими деревянными носами на искалеченный город.

Стройные ряды многочисленных всадников растянулись вдоль периметра каменной стены, зияющей огромными чёрными дырами от ночного обстрела, оставив за спиной краснеющий песок мёртвой пустоши.

–Часть жителей погибла при обстреле. Наши воины прочёсывают город и собирают всех оставшихся в живых.

Теймур молчал.

Он смотрел на головешки некогда прекрасного города и думал.

Почему уничтожение Фригии не принесло ему долгожданного удовлетворения? Не оттого ли, что всё случилось так быстро?

Всего лишь через несколько дней осады после разгрома фригийской армии ему доложили, что ворота города открылись и горожане просят с ним встречи. Он знал, что это случиться. Но не думал, что так быстро.

Группа ободранных, со следами крови и сажи людей представляла жалкое зрелище. Проходя между рядами гогочащих от их вида тургар, они боязливо переглядывались и жались друг к другу. Совсем недавно уверенные в своём превосходстве, а теперь униженные и побитые, словно бродячие собаки, они могли рассчитывать только на милость победителей и, в лучшем случае, возможность умереть свободными, доживая в нищете и рабстве до глубокой старости. Впрочем, некоторых из них вполне бы устроила и жизнь в неволе, если бы она гарантировала кусок хлеба да чашку кукурузной похлёбки.

Молча вывалив к ногам Теймура сморщенную в предсмертной агонии голову Владыки, они распластали свои исхудалые тела на земле, уткнувшись грязными лицами в песок.

–Кто убил его? – Пнув голову своего недавнего союзника, только и спросил каюм у надеющихся на его милость посетителей.

И те, молча переглянувшись друг с другом единогласно указали на одного из них, наиболее крепкого фригийца с разрисованной узорами грудью – Мьянхму.

–Встань!– Приказал ему Теймур и мужчина, уверенный, что его ждёт награда, поднялся с колен и, свысока осмотрев всех вокруг, нагло посмотрел в глаза каюму:

–Ну, да, я, – с вызовом ответил он.

Как же он награди его? Сделает командиром своего отряда? Или даст мешок монет? А, может…

Толпа фригийцев, разбивая стоящие в коридорах огромные фарфоровые вазы с вечно цветущими растениями и рубя выскочившую им навстречу небольшую группу гвардейцев, с криками прорывается к спрятавшемуся в залах Владыке.