– Знаете озеро Уиннипесоки?
Эрик нахмурился и одновременно кивнул.
– Это которое ненастоящее?
– Да, подправленное, – сказала она. – На острове Ратлснейк там есть закрытый поселок. Всё за стеной. Независимая охрана. Более пятидесяти земельных участков.
– Слушаю, – кивнул Эрик.
– У них на озере построен частный космодром. Вся суть в том, что там можно посадить суборбитальный шаттл с Луны или со станций Лагранжа – и прямо из дома отправиться на прогулку в космос. Там у каждого по ангару. С Эпштейном вряд ли что-то есть, но, чтобы добраться до Луны, какая-нибудь посудина найдется. По дороге блокпосты не обойти, но можно проплыть по воде. Замки лодочных ангаров ненадежны. Если ввести верный код, они откроются даже без санкции охранной системы.
– А код вы знаете? – спросил Эрик.
– Я там раньше проводила лето. Мы так входили и выходили, когда удирали без спросу.
Эрик уставился на нее так, словно забыл, как девушка сюда попала. Но в его коротком, резком смешке не прозвучало отказа. Амос подхватил нить разговора:
– Мысль у нас была такая: пробраться в ангар, сцапать корабль – и на Луну.
Эрик сел на свой шар, широко расставив колени, и покатался взад-вперед на несколько сантиметров, полуприкрыв глаза.
– И каков счет?
– Счет? – не поняла Кларисса.
– Что мы получим. За какие деньги работа?
– Денег нет, – сказала Кларисса.
– Тогда что я с этого получу?
– Выберешься отсюда, – подсказал Амос. – Балтимор был нужником и до того, как па него уронили Атлантику. И не стал лучше после.
Эрик крепко прижал к боку крошечную левую руку.
– Проверим, верно ли я понял. По твоему расчету, я должен отправиться за семьсот, если не восемьсот, километров, прокрасться мимо убийц из частной охраны, угнать корабль, а в награду бросить всё и всех, кто у меня здесь? Что дальше? Русская рулетка, в которой выигрыш позволяет сэкономить пулю? – Его голос стал тонким и звенящим. Эрик резал слова. – Это мой город. Это мой дом. Я выкроил себе жизнь из драной шкуры Балтимора и дорого за нее заплатил. Дорого. А теперь мне предлагают удирать, поджав хвост, потому что какой-то астерский придурок вздумал доказать, что хрен у него меньше воробьиного и мама его маленьким не обнимала? На хрен. Слышишь, Тимми?
Амос разглядывал свои ладони, соображая, что теперь делать. Первым побуждением было посмеяться над тем, что ответил Эрик, но он не слишком сомневался, что эта мысль не из лучших. Он попытался представить, что сказала бы Наоми, но не успел, потому что Кларисса шагнула к Эрику, раскрыв руки, словно хотела его обнять.
– Я знаю.
Ее голос звучал сдавленно от каких-то непонятных Амосу эмоций.
– Знаешь? Какого черта ты знаешь?
– Знаю, каково потерять все. Как это тяжело, потому что не можешь поверить, что все действительно пропало. Тебе кажется, что еще не поздно что-то вернуть. Или что если держаться, как будто у тебя по-прежнему все это есть, потеря будет не так заметна.
Лицо Эрика застыло. Кулачок сжимался и разжимался так часто, что казалось, он пытается щелкнуть короткими розовыми пальцами.
– Не понимаю, о чем ты говоришь…
– Когда меня посадили в тюрьму, там была одна женщина. Она убила своих детей – пятерых, всех. Она все помнила, но говорила о них как о живых. Точно проснется завтра и увидит их. Я считала ее сумасшедшей, и, наверное, это было заметно, потому что она как-то остановила меня у кафетерия и сказала: «Я знаю, что они мертвы. Но я знаю, что и я мертвая. Только ты, сучка, считаешь, что я еще жива». И тогда я точно поняла, что она хочет сказать.
К изумлению Амоса, Эрик расплакался, разревелся. Упал в объятия Клариссы, обхватил ее здоровой рукой и плакал у нее на плече. Она гладила его по голове и бормотала что-то вроде: «Я понимаю, понимаю…» Или что-то другое. Явно происходило что-то трогательное и милое, хоть Амос и не мог понять, что это за фигня. Он переминался с ноги на ногу и ждал. Эрик всхлипывал все громче, а потом стал успокаиваться. Минут через пятнадцать он выбрался из объятий Клариссы, прохромал к столу и нашел на нем салфетку, чтобы высморкаться.
– Я здесь вырос, – сказал он дрожащим голосом. – Все, что я делал – ел, мочился, валял девок, – все было в пределах шестьсот пятой. – На секунду показалось, что он снова расплачется. – Я видел приливы и отливы. Дерьмо переходило в норму, а норма – в дерьмо, и я говорил себе, что так всегда бывает. Рутина. Но тут другое, да?
– Да, – сказала Кларисса, – такого еще не случалось.
Эрик повернулся к экрану, тронул его пальцами здоровой руки.
– Там мой город. Мерзкое, дрянное место, и я сломаю любого, кто стал бы притворяться, что это не так. Но… его больше нет. Да?
– Наверное, нет, – сказала Кларисса. – Но начинать сначала не всегда плохо. Даже в том, как вышло со мной, есть какой-то свет. А у тебя осталось больше, чем было у меня.
Эрик наклонил голову. Вздохнул, словно отпускал что-то большее, чем самого себя. Девушка взяла его здоровую руку в свои, и оба долгую минуту молчали.
Амос нерешительно кашлянул.
– Так что, ты в деле?
Глава 39
Наоми