Игры падших

«Выше всего ценилось плотское наслаждение. Во множестве расплодились [люди], коим вид разорванной плоти будоражил чресла».

«Добро и зло, правда и ложь, вера и безверие, любовь и похоть, самоотверженность и корысть в [человеческом] сознании поменялись местами».

«Мудрецы не решались говорить, и глупцы вершили судьбы мира».

«Ценилось не то, что было воистину ценным, а то, что лишь считалось таковым».

«Убить одряхлевших [родителей], дабы овладеть их скарбом, для детей не считалось зазорным, как и сильному отнять у слабого добро его».

О том, какие именно события привели к тому, что Тёмным Тысячелетиям пришёл конец, в данном апокрифе также нет ни слова, зато изложены причины того, почему этот период не мог далее продолжаться: «Среди людей не стало ни хлебопашцев, ни скотоводов, ни ткачей, ни зодчих. Одни разбойники и торговцы населили мир, но и тех становилось всё меньше, [поскольку] женщины перестали заботиться о потомстве, и дети погибали ранее, чем обретали силы, [чтобы] защитить себя. Разбойникам стало некого грабить, а торговцам – не с кем торговать. Тлен и разрушение царствовали повсюду, и мир [вплотную] подошёл к грани небытия».

Итак, в чём же опасность растущего интереса к апокрифам? Прежде всего, вероятной причиной смятения умов могут быть самый поверхностный, самый примитивный, а потому, казалось бы, самый очевидный вывод: Господь однажды потерял интерес к своим созданиям, поскольку счёл их недостойными милости своей, отдал род людской под управление самым презренным элоимам, которых вскоре развратила беспредельная власть и полная безнаказанность.

В трудах некоторых западных «богословов» всерьёз обсуждается версия, что Господь, утомлённый актом творения, проспал эти десять тысяч лет, прежде чем стоны страдающих стариков и младенцев заставили Его проснуться.

Мы, конечно, не можем допустить, чтобы подобные еретические мысли овладевали умами нашей молодёжи. Но и наложить цензурный запрет на чтение и распространение трудов Огиеса-Пустынника было бы стратегически неверным шагом. Это спровоцировало бы распространение как за рубежом, так и внутри страны мнения, что в Соборном Отечестве отсутствует свободомыслие, а наша официальная идеология столь слаба и неубедительна, что открытое соперничество с иными точками зрения для неё гибельно.

В связи со всем вышеизложенным, предлагаю:

– включить труды Огиеса в обязательную учебную программу духовных академий и светских университетов в качестве спецкурса, что, несомненно, снизит уровень интереса к данным апокрифам, ибо сладок лишь запретный плод;

– поручить Учёному совету Научно-духовной Академии подготовить и издать несколько монографий и статей в научных и духовных журналах, посвященных проблеме Тёмных Тысячелетий с изложением приемлемой для Церкви и Соборного Отечества концепции;

– основной версией прихода Тёмных Тысячелетий предлагаю считать стремление Господа показать юному человечеству все возможные формы общественного устройства, дать возможность заглянуть в глаза Злу, затем, чтобы люди смогли сделать сознательный выбор собственного будущего и сформировать нравственные ориентиры, отринув зло, ложь и насилие;

– распространить вышеуказанную точку зрения через подконтрольные нам студенческие тайные общества.

Кроме всего прочего, хочу подчеркнуть возрастающую актуальность всего вышесказанного. Только слепой и глухой, лишённый разума и совести может не замечать, что за последние десятилетия многие люди, целые сообщества и даже властные структуры многих государств мира всё чаще и чаще проявляют тот образ мышления и предпринимают те действия, что скорее были характерны для Тёмных Тысячелетий, чем те, что приличествуют добропорядочным гражданам и примерным прихожанам храмов Церкви Господа Единого.

Председатель Секретариата Духовной Консистории архидиакон Никола Чуб, доктор богословия

Глава 5

К самым пагубным последствиям ведут ошибки тех, кто абсолютно уверен в своей правоте.

Марк Авель, ромейский философ-стоик, XV век от основания Ромы

18 января, 12 ч. 40 мин. В трёхстах пятидесяти верстах к северо-востоку от Гремихи

– И что с ним теперь делать? – Лейла сидела на ступеньке крыльца и напряжённо рассматривала картину, которая образовалась перед хижиной ещё вчерашним вечером.