Игры со временем

Я к ним, по стенке, по петлям страховочным, добираюсь и тоже смотрю, и не верю: за стеклом бултыхаются два таракана. Живые. Рыжие. Два.

– Это что за побочный эффект? Или Лавр подружку к нам притащил?

– Я не знаю пока, командир. У обоих усы обломаны.

Пашка копался в проблеме с неделю, и поверьте слову вселенца, для него это долгий срок. Второй Лавр был во всем идентичен первому. Разве что исполнительней и спокойней.

– Характер другой, Андрей Алексеевич. Он знает, кто на борту командир. И легче поддается дрессуре.

– Отличное резюме. Подписываюсь под контрактом: Лаврентий Два зачислен в экипаж Зоны К!

Хоть нужды особой и не было, Иванов пометил тараканов. Первого крестом, второго – параллельными полосками. Но даже я без всяких крестов различал, я сразу находил своего. Мой собственный таракан, я с ним работал, и когда пришел срок, я хотел оставить Второго, но Пашка был тверд, и в новую петлю мы отправили сразу двоих.

Виток, повторный, аппаратура к чертям, мы тоже, но на выходе в капсуле четыре одинаковых таракана. Два с крестом на спине и два – полосатые.

– Паш, прекращай, расплодятся! Устроим в Зоне К тараканник, нас спишут в утиль за диверсию!

– Больше не буду, и так все понятно. Посмотрите на них, командир.

Я смотрю и, конечно, я вижу разницу. Тараканы идентичны во всем. Кроме оттенков характера.

В этом проблема хоть сколько разумных существ. Мы не знаем, что происходит во временной петле, что за процессы дублируют каждую клетку. Но на ментальном уровне повтор невозможен, нельзя скопировать душу, рефлексы, и здесь происходит разрыв. Жесткое расслоение личности. Время берет нас за глотку и раздирает на части.

Мне грустно. Мне даже страшно. Иванов моргает с виноватой улыбкой, но в его разноцветных глазах пляшут черти на адовой сковородке, отсветом потерянной Флексы. Эксперимент Дабл Ю продолжается. Что ж, на то она и Зона К.

Игры со временем

– Как дела у временщиков?

– Пока стабильно.

– Сообщили, что готовим Моллюски?

– Соколовский ругается, говорит, что не нужно. Не совсем прилично говорит, матерится, вы ж его знаете…

– Я знаю одно: вы диспетчер, вы – голос Базы! Так что держите тон до конца! Вот что за музыка у вас играет? Что за унылые звуки?

– Это нью-эйдж, Соколовский спросил. Сказал, Павлу Андреевичу нравится…

– Эй, диспетчерская, я Сокол. Отключайте переговорный динамик! Развели сырость в эфире, простуду схватить недолго.

Все спокойно в Зоне К, как всегда. Я бы даже сказал, интимно. Свет притушен, музыка играет. Сюда бы свечи и шампанское, но не положено. А вот легкая гравитация есть. Можно на диване с книжкой устроиться.

Павел тоже в кают-компании, в обнимку с драгоценной тараканьей банкой. Четыре Лавра исхитрились собраться вместе и сцепиться передними лапками. Смотрится фантастически, как древний шаманский обряд. Иногда их потряхивает, и они взлетают, и снова опускаются на дно, как парашютисты, фанаты групповой акробатики. Смотреть – одно удовольствие.

Такие вот спокойные минуты – радость любого вселенца.

Да почему мы вселенцы-то, спросите вы, куда нас вселили, в кого?

А как нас еще называть? Космонавтами? Сейчас каждый второй космонавт. Звездолетчиками? Так дело не в звездах. Межпланетники? Снова не то. Общности не хватает.

Если проще, то тех, кто остался у Солнца, окрестили подсолнухами. Тех, кто рванул по Вселенной, – вселенцами. Но хороший термин сложился. Правильный.

Как и временщики. Потому что каждый, кто играет со Временем, твердо знает: все в жизни временно, и исключений в законе нет. Оттого и сидим в рекреациях, по двое на установку.

– Сокол, Сокол, я База! Ситуация пока без изменений.

– База, я Сокол. Кто там у нас на дежурстве? Геннадий? Огромная просьба, Геннадий, сообщить, когда изменения будут. И больше без особых причин волны мне не колебать.

– Слушаюсь, капитан!

– О, Бога ради, не обижайтесь, Геннадий. Но поймите, что это уже перебор, если точнее, нервы расшатывает. А нервы – они ж не зубы!

– Зубы? У вас проблемы с зубами? Уточните, Андрей Алексеевич! Вы и Павел Андреевич, я же…

– Вот что, Геннадий, а расскажите-ка нам анекдот, только свежий, без бороды, знаете?

– Нет…

– Жаль, я бы послушал.

Павел Андреевич корчит рожу и мигает мне серым глазом. Вот кто анекдоты терпеть не может! Сидит, надулся, серьезен до крайности. И не скажешь, что восемнадцать лет пацану. Музыку слушает, улыбается. Вспоминает лихое знакомство с жанром.

– Стажер, ты им данные переправил?

Кивает и рефлекторно банку поглаживает. Лавры подпрыгивают и медленно падают, не расцепляя лап. Я тоже улыбаюсь: смешные рыжики. Пашка подмигивает карим глазом и еще раз дергает банку. Лаврентии мельтешат и возмущаются.

– Сокол, Сокол, Моллюски стартуют!

– К черту, Геннадий, я запрещаю! По правилам НСС…

– …Знаете что, Соколовский, не мешайте людям работать! Когда вы на Флексу горящую прыгали, тоже нарушили кучу правил. И разрешений не спрашивали!

Это Геннадий зря. Пашка хмурится, да и мне не по себе, как-то сразу шашлыком завоняло. Даже Лаврентии напряглись, чувствительные ребята. А может, стоит и про Флексу вспомнить? Раз уж вечер такой. Вспоминательный.