Читаем Игры желтого дьявола полностью

Последующие дни оказались до отказа заполненными всевозможными совещаниями, докладами, диспутами, частными беседами и другими мероприятиями, а сочетание всего этого с активным осмотром достопримечательностей вынуждало к изматывающему лавированию, требующему сложнейшей координации. Только благодаря уникальной способности Кирилла соединять пространство и время Родик чудесным образом, хотя и на пределе своих возможностей, все успевал.

На удивление, такое состояние не мешало ему получать массу порой противоречивых ощущений.

Ему очень понравился Музей мадам Тюссо, но, против ожидания, бутофорское жилище великого детектива на Бейкер-стрит произвело обратное впечатление, несмотря на то что Родик старался внушать себе позитивное восприятие и даже посидел в знаменитом кресле у камина. Покупка увеличительного стекла и нескольких ножей для разрезания бумаги с ручками в виде бюста Шерлока Холмса доставила ему гораздо больше удовольствия, чем хождение по узкой лестнице и крошечным пахнущим пылью комнатушкам, где вряд ли можно было проделывать многое из того, что описал Конан Дойл.

Знаменитая смена караула у Букингемского дворца прошла перед взором Родика красочной кавалькадой, но не затронула эмоций. Сам же дворец, хотя весь его осмотреть не удалось, в сравнении с Эрмитажем показался маленькой провинциальной усадьбой, которых много в пригородах Москвы и Ленинграда, а находящиеся в не столь уж больших залах картины и другие предметы никак не вязались с мыслью о многовековом ограблении мира английскими монархами. Такое впечатление развеял Британский музей. Там хранились поистине уникальные коллекции, и Родик пожалел, что на его посещение было отведено всего несколько часов. Вечером на второй день пребывания удалось побродить по улицам. Поздним вечером он отпустил измотавшихся Кирилла и Раю, а сам в одиночестве пошел в направлении, противоположном Гайд-парку, где уже был в день приезда. Родик заблудился, но не стал смотреть имеющуюся у него карту, чтобы найти обратный путь, а двинулся наугад, подчиняясь внутреннему чутью. К полуночи, переполненный впечатлениями, он все же добрался до своего отеля.

Этот поход изменил его представления, сформировавшиеся при знакомстве с городом из окна автомобиля и при посещении достопримечательностей. Беспорядок в архитектуре и планировке обрел смысл, а объединяющие город набережные Темзы с ее живописными мостами довершали это впечатление. Сами же лондонцы на книжных англичан походили мало. В арках домов, на остановках транспорта, скамейках, каменных парапетах сидели и лежали похожие друг на друга мужчины и женщины, судя по одежде не бездомные (грязные и оборванные, с незамысловатым скарбом тоже попадались). Те же, кто заполнял улицы, показались Родику безликой серой массой, не вызывающей положительных эмоций и тем более желания пообщаться. Однако их присутствие создавало особый, до этого не виданный притягательный колорит.

Столь разные впечатления, а возможно, и недостаток времени не позволяли Родику создать однозначное мнение о Лондоне. Родик не стал мучить себя анализом, решив, что время все расставит по местам. Он просто жадно поглощал происходящие явления, которые дополнились вечером, проведенным в гостях у Алпамыса. Еще в обед он, не привыкший ходить в гости с пустыми руками и размышлявший, что взять с собой, поинтересовался у Кирилла составом семьи Алпамыса, но тот ничего не знал. Более того, он выразил удивление по поводу такого не свойственного для Англии приглашения деловых партнеров. Родик предположил, что дело в почитании Алпамысом восточных обычаев, которые требуют этого в ответ на аналогичный прием в Москве. Помятуя о нелюбви Алпамыса к спиртному, Родик решил захватить сладости, что и проделал под руководством Кирилла по дороге в гости.

К назначенному времени они прибыли, как пояснил Кирилл, в престижный район Нейтсбридж, найти в котором жилище Алпамыса оказалось нелегко, поскольку ни номеров домов, ни даже названий улиц видно не было. Кирилл пояснил, что в Лондоне это обычное явление, и принялся расспрашивать немногочисленных прохожих. Наконец они добрались до неимоверно длинного четырехэтажного здания с чередой одинаковых подъездов, входы которых обрамляли колонны в стиле барокко с покоящимися на них элегантными балконами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза